Нора глядела, как, вытащив платок, отец Хили вытер слюну в уголках рта. Ее ноги ныли от холода.
— Простите, отец, у вас желток на сорочке, — сказала она и, не дожидаясь ответа, встала и вышла из комнаты.
Возле приходского дома она свернула с дороги и пошла малохоженой неприметной тропой; щеки ее пылали от гнева. Вдали слышался шум реки. Нора вышла к канаве, где ручеек, растопив снег, превратил его в грязь, и опустилась на колени возле покосившейся каменной изгороди в зарослях крапивы.
Насчет доктора она сказала священнику правду. Мартин в самом деле съездил за ним, хотя позволить себе этого они и не могли. Одолжив у кузнеца лошадь и встав чуть свет, он отправился в Килларни и привез оттуда врача. Чуднóй такой, трусит рядом с Мартином, седой чуб прилип к лысоватому черепу, руки точно пухом покрыты седыми волосами, а проволочные очки слетают с сального длинного носа на каждом ухабе.
Войдя в хижину, он бросил опасливый взгляд на потолок — словно боялся, что тот рухнет ему на голову.
У Норы от волнения зуб на зуб не попадал.
— Да благословит вас Бог, доктор, добро пожаловать, и спасибо, сэр, что приехали!
Врач поставил на пол свой саквояж, отодвинув ногой свежий камыш подстилки.
— Грустно слышать, что ваш ребенок хворает. Где же пациент?
Мартин указал ему на бесчувственного Михяла, лежавшего на своей лавке.
Врач, наклонившись, взглянул на мальчика.
— Сколько ему?
— Три, нет, четыре года.
Врач надул щеки и затем выпустил воздух, отчего волосы на его висках затрепетали.
— Так он не ваш?
— Он сын нашей дочери.
— А где же она?
— Умерла.
Врач неловко присел на корточки, и брюки на коленях его натянулись, а ботинки заскрипели. Он придвинул к себе саквояж, щелкнув замком, раскрыл его, вытащив оттуда что-то длинное.
— Я послушаю его сердце, — подняв взгляд, пояснил он.
Врач молча принялся за дело: приложив серебристый наконечник трубки к груди Михяла, он тут же отставил его и, нагнувшись, приник волосатым ухом к белой коже ребенка. Затем постучал по груди Михяла, прошелся кончиками пальцев по выпирающим ребрам, словно по струнам неведомого инструмента.
— Что же это с ним, доктор?
Врач приложил палец к губам и строго глянул на Нору. Потом помял пухлыми пальцами подбородок малыша, поднял ему руки и осмотрел молочно-белые впадины подмышек, раздвинул ему губы, поглядел язык, затем, осторожно обхватив хрупкое, точно стеклянное тельце, перевернул мальчика на живот. Поцокал языком, увидев сыпь на спине, но ничего не сказал, затем прошелся по бугоркам позвоночника, покрутил туда-сюда руки и ноги мальчика.