Пока все выглядело так, будто они решили припугнуть меня. Я опустила глаза. Эквер, как кабан, будто начал похрюкивать и мять ворот платья, Полаш при этом дергал за подол. Как же мерзко и гадко. Грустно. И больно от того, что это те же люди, что ходят со мной на занятия, сидят в одной столовой. И на плацу мы команда. Команда, блин.
Разум метался в поисках решения, а эмоции требовали стянуть кольцо, пока не поздно, и стереть обидчиков с лица земли. Тьфу, Таноса.
Думай, Аня, думай!
И в тот момент, когда я придумала, наконец, выход, Эквер дернул платье, и мелкие пуговички посыпались на землю, обнажив грудь.
Вот только полуобнаженной уже лежала не пария. Плача и дергаясь, с голой грудью на земле металась Олена, младшая сестра Эля. Хорошенькое личико испачкано в грязи, белокурые волосы рассыпались по голым плечам, а бледные ноги выглядывали из-под задранной юбки.
Эквер и Полаш еще ничего не поняли и не видели от переполнявшего их алкоголя и бравады. Но эта иллюзия была не для них. А я научилась делать отличные иллюзии.
Эль пошатнулся. Побледнел. Выдохнул.
Он смотрел на меня расширившимися глазами. Подернутый будто пеленой взгляд прояснился. Он подлетел к своим дружкам и двумя ударами отправил их в угол. Попытался натянуть мое платье, потом плюнул, снял свой камзол и надел на меня, больно дергая руки.
Я не мешала, чувствуя только жуткую усталость.
– Вон. Оба. В общежитие. И чтобы ни слова, – прорычал парень. Дружков его как ветром сдуло.
Я закусила разбитую губу и вздохнула. Наверное, неприятно увидеть, как его любимую сестренку пытаются изнасиловать.
– Что, есть разница, да?
Он дернулся.
Но мне было не до его эмоций. Я продолжала прикрываться чужой личиной, пока мы пробирались в сторону общежития и, только перед калиткой в сад преподавательского корпуса скинула его камзол, стянула платье на груди и вернула свою внешность.
Мы не сказали ни слова.
Я добралась до дверей моей комнаты и быстро вошла, закрыв за собой дверь. Накатила апатия. Мне уже не хотелось перевоспитывать гадкого мальчишку и кого бы то ни было из аристократов. Не хотелось продолжать борьбу. Я в полной прострации прошла в ванную, сняла разодранное платье, белье, и залезла в горячую воду. Кажется, я терла себя около часа, надеясь смыть воспоминания. Ощущение беспомощности и ужаса.
Мне просто необходимо было выпить.
Типично русская черта, но иногда очень нужная.
Я нашла бутылку вина, которую оставил Фарн, и налила себе полный бокал. И только после того, как немного отпустило сведенные мышцы живота, легла и забылась тяжелым сном.