Она действительно оставила меня - без ненужных скандалов, без свар, тихо и мирно, спокойно, будто речь шла о вещах, посторонних нам - но оставила взамен то, без чего и смогла решиться на этот шаг - свою боязнь одиночества, сложившуюся, спаявшуюся с моей. Оля излечилась от нее, излечилась и от меня. Наверное, она вспоминает наш роман, как легкую форму лихорадки, переболев которой, смогла обрести долгожданный иммунитет, освободилась от возможных тяжелых последствий, тех, что забрал с собой я.
После Ольги, полюбить Олесю было и труднее и легче; труднее перейти от дружеских отношений к интимным, легче оттого, что неудачи, как я уже говорил, с легкостью прощались. У нас было несколько попыток, чтобы поломать сдерживающий нас барьер просто хороших отношений и стать любовниками, попыток, предпринимаемых в странное время и при странных обстоятельствах, когда нам казалось, что необычность обстановки или же, напротив, ее камерность, сможет ускорить переход. Хорошо помню, что после каждой неудачи мы долго обсуждали ее причины, возможно, этого не надо было делать, возможно, не надо было так спешить и стремиться получить все и с первого же раза....
Сейчас мне кажется, что мы были неправы с самого начала. Мы обменяли наши отношения, став из друзей теми любовниками, которым прежние чувства уже не ко двору, а новые не по карману. Не знаю, дал ли нам этот переход хоть какое-то удовлетворение, кроме морального. Ей, наверное, все же большее, нежели мне. Олеся, помнится, предлагала мне завести ребенка, примерно в тех же выражениях, будто речь шла о домашнем животном, аргументируя это так: это больше сблизит нас, позволит нам чувствовать некую общую ответственность.... У нее, как и у тебя, был кот, служивший для нас предметом размолвок: я не люблю кошек, не помню, говорил ли об этом. Словом, я отказался. После этого наш роман был исчерпан.
А потом я просто бежал ее. Бросился в чужие объятия с такой поспешностью, будто искал в них убежища от предыдущих, с таким трудом выстроенных, отношений. И, да что скрывать, просто бежал привычных стен, как ее дома, так и того, где прожил всю жизнь, надеясь поскорее переменить общество и следом перемениться самому. Сейчас прежние стены тех домов все еще давят на меня. Уже не так сильно. Возможно, это благодаря нашему с тобой знакомству.
- Возможно, - согласилась Талия. - Или дело лишь в одной Маше?
И пока я пытался заплетающимся языком уверить ее в обратном, моя соседка взглянула на часы и резко, так что скрипнули доски кровати, встала на ноги.