Первая треть 20-го века характеризовалась переменами, сильно ослабившими интерес европейских держав к колониальной экспансии. С одной стороны, в мире нарастал хор голосов, осуждавших с моральных и религиозных позиций угнетение отсталых народов. Колониальные владения переставали быть фактором престижа, наоборот клеймились как несправедливость и жестокость. США, как было описано в Главе II-4, даже затеяли войну с Испанией под девизом освобождения её колоний. В Англии тоже либерально-гуманные настроения превращались в реальную политическую силу.
С другой стороны, индустриализация приводила к необычайному повышению эффективности сельского хозяйства. В Европе и США трактора, комбайны, сенокосилки, механические молотилки позволяли десятку работников обрабатывать поля, на которых раньше приходилось трудиться сотням. Население большинства колоний, находившееся на земледельческой или даже скотоводческой стадии, не могло конкурировать с фермерами индустриального мира, не могло произвести продукцию, стоимость которой хотя бы покрывала расходы на колониальную администрацию. Колониализм переставал быть выгодным и после Второй мировой войны начал стремительно исчезать из мировой политики.
Оставался, правда, ещё человеческий фактор. Белые поселенцы, связавшие свою судьбу с колониями, занимавшие в них престижные позиции в верхних слоях, вдруг оказывались лицом к лицу с враждебным большинством туземцев, переставших признавать власть белого человека. В нескольких странах белое меньшинство попыталось восстать против своих правительств, когда те объявили о предоставлении независимости своим владениям. В Алжире, Родезии, Индокитае военное противоборство растянулось на несколько лет. Но, в конце концов, белым пришлось смириться с исторической неизбежностью.
Хаос и гражданские войны, начавшиеся в бывших колониях после ухода «угнетателей», превращали многие города и посёлки в дымящиеся развалины, заваленные трупами. Одно только отделение Индии от Пакистана сопровождалось массовыми убийствами, исчислямыми семизначными числами. Кровопролитие в Азии и Африке продолжается и сегодня и будет тянуться ещё очень долго. Но, конечно, закоренелый «гуманист» объявит и эти жертвы «проклятым наследием колониализма». Признать его цивилизаторскую роль в истории он не согласится никогда.
II-8. Войны за независимость
В этот час, в этот час, в этот миг
над карнизами кружится снег.
В этот час мы уходим от них,
в этот час мы уходим навек…
На чужбине отцы голосят:
«Никаких возвращений назад!»
Иосиф Бродский
Вплоть до Века Просвещения порыв человека к бессмертию повсюду реализовался в его религиозной жизни. Мой Бог, моя вера — то то, что было до меня и пребудет после. Пока я принадлежу своей церкви и сражаюсь за неё, я могу повторять за поэтом: «Нет, весь я не умру». Но научные открытия 16–17 веков пошатнули многие догматы христианства. Под их напором церковь начала дробиться, утрачивать былую цельность, терять монополию на обладание абсолютными истинами, на причастность к вечности. Душа человека начала искать новых путей к бессмертию, и отсюда вырастало новое мистическое осознание важности национальных корней.