Однако когда он пытался вернуться к себе прежнему, то чувствовал себя глупо. Его жалкие потуги выглядели так неубедительно, что могли бы только расстроить Софи. Макс заметил, как потухли ее глаза, когда он заговорил о сдержанности и приличиях. Оставалось признать, что он больше не понимает, что надо делать и зачем. Признать, что ее искренность и открытость стали для него необходимы, как… Макс вдруг понял, что не может даже закончить свою мысль.
Это сильно напоминало безумие. Его одолевала детская потребность снова бежать к ней только для того, чтобы увидеть ее улыбку и радостный блеск глаз.
Внезапно, словно по воле его мысли, Макс увидел фигуру Софи в плаще с капюшоном, торопливо направлявшуюся в парк. Рядом на поводке ковылял Мармадюк. Он инстинктивно пошел к двери, но остановился и вернулся к окну. Господи, она всего лишь ведет собаку на прогулку. Неужели он настолько утратил чувство собственного достоинства, что не в состоянии прожить без нее несколько часов? Налетевший порыв ветра сбросил капюшон с головы Софи, вовлекая ее в свое движение, и волнение природы, окружавшее ее, отдалось в его душе. Да, в ней было что-то первозданное, живое, настоящее. Что-то недоступное ему. Но такое необходимое.
Внезапно Макс заметил мужчину, быстрым шагом вошедшего в парк вслед за Софи. К тому времени, когда он понял, что это Уивенхо, негодяй уже поднес палец к губам и сразу отошел прочь.
Макс стоял у окна, вцепившись в портьеру, и смотрел, как она, немного помедлив, повернула назад к выходу из парка.
* * *
– Мисс Тревелиан.
Софи замерла и сильнее натянула поводок Мармадюка, отчего тому пришлось бросить свою попытку обнюхать кучку листьев, принесенных ветром.
– Пожалуйста, подождите. Я вам ничего не сделаю.
Удивленная умоляющей ноткой в его голосе, Софи остановилась. Он не стал подходить ближе, но протянул к ней руку, в которой она увидела запечатанное письмо. Мармадюк встал у ее ног, но, если не считать подозрительного взгляда, брошенного на Уивенхо, больше никак не отреагировал.
– Я хотел отнести письмо к вам домой, но увидел вас и подумал, что должен проявить мужество и извиниться лично. Мне очень хотелось бы обвинить в своем ужасном поведении Харкота, но, похоже, я всю свою жизнь только этим и занимаюсь, пора бы уже перестать. Этому негодяю всегда удается выйти сухим из воды, а я вечно оказываюсь по уши в грязи. Но я не об этом. Я хотел сказать, что мне не следовало обрушивать свое негодование на вас. Вы достойная женщина. Слишком достойная для такого, как Харкот. И мне неприятно причинять вам боль.