Только в этот момент до Софи начало доходить значение того, что происходит. Если все, что они покупали до сих пор, по словам Хетти, предназначалось, чтобы Макс мог гордиться ею на публике, то эти вещи увидит только он. Настанет такой момент, когда ей придется предстать перед ним одетой в эти прозрачные, летящие сорочки, которые выглядели более нескромными, чем сама нагота, из-за своей жеманной претензии что-то скрыть, не оставляя простора для воображения.
Глядя на свое тело, отражавшееся в высоком зеркале, Софи вспомнила свои слова, сказанные Максу на выставке. Что женщинам нет никакого смысла смущаться при виде картин с обнаженной женской натурой, поскольку они видят это каждый раз, когда раздеваются, если под рукой есть зеркало. Но сейчас, стоя в этих соблазнительных нарядах с мыслью о том, что Макс увидит ее такой, она почувствовала сильнейшее смущение, близкое к испугу. Невозможно, чтобы такая ничем не примечательная особа, как она, могла казаться ему привлекательной, хоть в этих красивых нарядах, хоть без них. А ей хотелось быть привлекательной для него, и это чувство стало для нее откровением. Софи повернулась и подняла руки, глядя, как прозрачный шелк всколыхнулся вокруг нее, прежде чем опуститься вниз и прильнуть к ее телу. Его руки будут касаться этого шелка, чувствуя сквозь него ее плоть…
Мощная волна жара хлынула снизу вверх, и Софи ощутила ее еще до того, как увидела красные пятна, выступившие на щеках, и отвернулась от своего отражения, стараясь успокоить дыхание. Она никогда не подозревала в себе такой похоти. Как она могла прожить двадцать четыре года, не сознавая, что ее тело… живет своей жизнью? Что оно не просто корабль, который служит ей, а часть ее существа, способная предъявлять свои требования? Казалось, Макс наложил на нее какое-то магическое заклятие, как то, что заставляло сказочных принцесс против воли танцевать целую ночь напролет.
Даже сейчас, сидя в гостиной Харкот-Хаус, Софи чувствовала во всем теле легкое покалывание. Гостиная была отделана в строгом классическом стиле, и эта симфония голубого с серебристо-серым являла собой резкий контраст с какофонией красного, зеленого и золотого в доме тети Минни. Помимо очевидного удобства, гостиная отражала характер Макса, его вкус – суровую сдержанность и очевидное богатство. Софи находила гостиную красивой и вместе с тем чувствовала себя абсолютно не на месте. И тем острее, что комната выглядела идеальным фоном для таких, как леди Мелисса.
Ей хотелось, чтобы Макс скорее вернулся, но она боялась этого момента. Воспоминание о том, как он целовал ее в гостиной тети Минни, не оставляло Софи ни на минуту, усиливая ее тоску и страх, не давая заснуть. Оно заполняло собой ее крохотную комнатку, и Софи подолгу лежала без сна, глядя в темноту. Макс был необходим ей, чтобы убежать от себя, от стойкого ощущения того, что она так глупо и нестерпимо себялюбива, и ей придется заплатить за свою жадность, как в тот раз, когда она тайком сбежала из церкви, когда ее отец читал там проповедь.