А на обратном пути, проезжая опять ту деревню, Степан отстал с Фролом и показал неприметный бугорок в лесу…
— Вон они лежат, Аганька со своим стариком.
У Фрола глаза полезли на лоб.
— Убил?!
— Сперва поманила, дура, потом орать начала… Старик где-то подслушивал. Прибежал с топором. Можеть, уговорились раньше… Сами, наверно, убить хотели.
— Зачем?
— Не знаю. — Степан слегка все-таки щадил свою совесть. — Я так подумал. Повисла на руке… а этот с топором. Пришлось обоих…
— Бабу-то!.. Как же, Стенька?
— Ну, как?! — обозлился Степан. — Как мужика, так и бабу.
Бабу зарубить — большой грех. Можно зашибить кулаком, утопить… Но срубить саблей — грех. Как ребенка приспать. Оттого и мучился Степан, и молился, и злился. До сей поры об этом никто не знал, только Фрол. Тем тяжелей была Степану его измена. Грех молодости может всплыть и навредить.
В раннюю рань к лагерю разинцев подскакали трое конных; караульный спросил, кто такие.
— Аль не узнал, Кондрат? — откликнулся один с коня.
— Тю!.. Фрол?
— Где батька?
— А вон в шатре.
Фрол тронул коня… Трое вершных стали осторожно пробираться между спящими, направляясь к шатру.
Кондрат постоял, посмотрел вслед им… И вдруг его резнуло какое-то недоброе предчувствие.
— Фрол! — окликнул он. — А ну, погодь.
— Чего? — Фрол остановился, подождал Кондрата.
— Ты зачем до батьки?
— Письмо ему. С Украйны, от Дорошенки.
— Покажь.
— Да ты что, бог с тобой! Кондрат!..
— Покажь, — заупрямился Кондрат.
Фрол достал письмо, подал Кондрату. Тот взял его и пошел в шатер.
— Скажи: мне надо с им погутарить! — сказал Фрол.
— Скажу.
Кондрат вошел в шатер.
И почти сразу из шатра вышел Степан — босиком, в шароварах, взлохмаченный и припухший со сна и с тяжкого хмеля.
— Здорово, Фрол.
— Здорово, Степан…
— Чего не заходишь?
Смотрели друг на друга внимательно, напряженно.
— Письмо. От Петра Дорошенки.
— Ты заходи! Заходи — выпьем хоть… А то, вишь, я какой?
Фрол, умный, дальновидный Фрол, мучительно колебался.
— Не склоняется Петро…
Степан понимал, что происходит с Фролом, какие собаки рвут его сердце — Фрол боится, и боится показать, что боится, и хочет, правда, поговорить, и все-таки боится.
— Да шут с им, с Петром. Я и не надеялся шибко-то, ты же знаешь, — непринужденно сказал Степан. — Заходи, погутарим.
Фрол незаметно, как ему казалось, зыркнул глазами но сторонам: лагерь спал.
Степан отметил этот его настороженный волчий огляд.
— Я от Серка жду. От Ивана. Заходи, — еще сказал Степан и пошел в шатер. Шел нарочито беспечным шагом. Рознял вход, вошел в шатер. Не оглянулся.
Фрол остался на коне.