Голову как ожгло…
— Она это… Ох!..
И грохнулся перед образами замертво и аналойчик на себя повалил вместе с лампадиком синим, новый сюртук облил маслом; выпали свечи, в ногах рассыпались… Дунька услышала грохот — вбежала с лампой… Лежит хозяин… Послушала сердце — стучит, — жив значит. Сбегала за водой в кухню, голову ему поливала, сама раздела и на постель уложила, — очнулся старый и замычал, шевеля рукою, будто к себе подзывал — подошла… Глазами показывать стал на хозяйкину комнату и на себя, глаза закрывая с силою.
Хотел и другое, может, что показать знаками, да была перед этим мысль на себя вину принять Дунькину, потому ему, как мужу, ничего не сделают, — свидетели на то есть, а как начала Дунька, смекнула по-своему, догадками говорит старику Касьяну, так мысль к нему давешная воротилась и стал кивать головой утвердительно.
— Говорить, что не я?.. Хозяйку?..
Головой качнул.
— Сами ее, значит, кончили?!.
Опять мотнул…
На колени подле него стала.
— Да чем же я, батюшка, заслужила милость вашу?! От каторги, от тюрьмы спасаете… Век за вас буду бога молить, за благодетеля моего… Рабой вам буду по гроб покорною…
Касьян старым подбородком подергал, отчего бороденка затряслась седенькая, и глазки сощурил, даже сборочки у переносицы собрались мелкие.
Василий зачем-то назад вернулся из трактира, видит, в горнице нет, в молельной чего-то Дунька вопит, вошел — только руками развел, а старик и давай ему на Дуняшку глазами показывать, она, мол, расскажет все и тут же она при хозяине рассказала, чтоб сам слышал и помычал бы хоть в подтверждение, что не врет, а всю правду говорит, как свидетелю. И рассказала, как старик нежданнонечаянно и, через верного человека узнав про ночного караульщика Афоничку, собственноручно хозяйку свою задушил, и не слышала даже как, — не пикнула, значит, а потом и пошел в молельню свою зачем-то, да и упал подле конторки, и аналойчик завалил на себя, и сюртук залил деревянным маслом и ни словечка больше, только мычит; говорила Василию, а Касьян на каждое слово ее мычал утвердительно, — правильно, мол, все правильно и пальцами шевелил костлявыми. Только никак они не могли понять, почему старик в угол глазами показывает и мычит все время, — может потому, что аналой повален, да конторка открыта, и постарались утешить хозяина и бумажник положили в конторку, и закрыли ее, и бархатом завесили, и аналойчик поставили, пособрали все свечи копеечные, лампадик вправили и зажгли даже, а пакетик-то Афонькин и остался лежать незамеченный под конторкой, из бумажника выпав.