В капоте вошла, колыхалась вся.
И, не думая, облапил ее клещами костистыми, дыхнула теплом на него, к губам присосалась и сейчас же руками о плечи его оттолкнулась с силою.
— Подожди, Афонь, не тронь меня — твоя ведь, теперь все равно твоя — не обману, не бойся. Коли пошла на то — один конец. А вот Николая-то в монастырь отправили…
— Как? — вырвалось у него, дух захватывая от радости.
— По телефону мне говорила Гракина. Ухитрился как-то дядя ее увезти в Питер, там и выкидыш сделала, оттуда другая совсем приехала. Сегодня только. С поезда и Николая встретила. Он с наскоком на нее, сразу, а дядюшка с двумя трепальщиками к игумену его отправил. Я с утра еще знала, что ты приехал. И заметила сразу тебя на площади, — хорошо, что зашел в чайную. А теперь вот что, Афоня, найди себе комнату в слободе, денег я дам, пока там поживи, да каждый день ходи, — тут кладбище есть Крестительское, при нем церковь, приход наш, так ты к вечерне ходи, ко всенощной, — мой-то старик ктитором, каждый день ходит. Ты и молись получше, и до последнего человека дожидай — все молись, он это приметит тебя и, вот посмотри, непременно расспрашивать станет, а ты тут-то и говори
А теперь поцелуй разок, да и ступай себе. Дуняша тебя через постоялый двор проводит.
Говорить не дала, за шею обвила руками, прижалась вся и голову на груди у него спрятала, а потом опять отскочила, вспомнила и четвертной сунула в руку, за дверь вывела. В конце коридора Дуняша ждала.
По крутой лестнице, опять коридорчиком и на ходу спросила:
— Чтой-то она нашептывала? А?
— А тебе что?!
— Любопытно мне…
Засмеялась, глазами сверкнула, с Афонькиными встретилась. Подумал:
— Ничего себе девка из себя выглядит. Успею еще…
В самом конце слободы, где частоколы из досок, на реке пойманных вразброд вколочены и домики-то в два — три окна покосились, вскинув крыши дырявые набекрень — за три рубля нашел комнату: стол со стулом, кровать — повернуться негде.
Изо дня в день на погост к Крестителю ходил к вечерне и, пока поп не уйдет, отбивал поклоны земные, крестился истово, дожидался, пока ктитор не сосчитает медяки поминальные, — против свечного ящика становился, чтоб на примете быть, на виду. Один раз так разбухался, что сам не заметил, как Касьян Парменыч подошел к нему и с минуту стоял молча, на него глядел:
— Уходить пора, храм закрывать сейчас буду.
— Простите меня, не заметил, как служба кончилась. Молиться тут хорошо, тихо, сама душа возносится в обитель горнюю ко всевышнему.
— Не видал что-то раньше тебя, откуда ты?
— Из обители я, ушел в мир из обители.