Он тоже исхудал, осунулся, и его смешное курносое лицо сделалось вовсе неприглядным. Но никогда он не был милее Ане, никогда, чудилось, она не любила его сильнее, чем в эти мучительные месяцы, пока они «ждали ребенка». Да и он был подчеркнуто внимателен и нежен к ней, днем они то и дело перезванивались, а уж ночами Дима набрасывался на жену, как в самые первые, самые золотые месяцы их романа. Вернее, почти так, потому что если тогда, давно, он тянулся только к Ане, хотел именно ее, то теперь, обнимая жену, он видел другую женщину и, отчаянно зажмурясь, целовал другую, и задыхался от наслаждения в объятиях другой, и ей шептал о своей любви, хотя ладонь его в это время гладила растрепанные Анины волосы, именно Аня вжималась своим худеньким телом в его тело, именно Аня была рядом телом и душой.
А его душа в это время была далеко. Его душа была рядом с Ириной…
Во время их ночных прогулок, идя между мужем и Иркой, Аня просто-таки физически ощущала, что испытывает проводник, оказавшийся меж двух заряженных током пластин. Смешнее всего, что давным-давно, в школе, на выпускном экзамене по физике, которую Аня ненавидела, у нее оказался именно этот вопрос — о проводниках электрического тока. Тогда она получила хиленькую троечку, но окажись Аня на том экзамене сейчас, она много чего могла бы порассказать о свойствах проводника. Прежде всего — что плохо ему, бедному. Очень плохо!
Какой дурак придумал, что беременная женщина теряет свою притягательность для мужчин? Может, какая-то абстрактная, гипотетическая женщина и теряет, но Ирка ее приобретала с каждым днем. Все больше и больше. Хотя вроде бы — куда уж больше-то?
Что характерно, беременела она как-то неправильно: живота практически не было видно. Тоненькая и стройная раньше, она просто равномерно полнела: наливалась великолепная грудь, роскошными стали бедра, а что талия расплылась, так у кого она нынче вообще есть, талия? К тому же Анино рукоделье помогало скрывать живот. И как же она ненавидела каждую сшитую для Ирки вещь!
* * *
— Так я не понял, деньги-то тебе в конце концов вернули или нет? — с живейшим интересом спросил Веня Белинский.
Замечательный все-таки парень этот Веня! Ни слова упрека не сказал Струмилину, когда тот появился, весь встрепанный, опоздав на дежурство чуть ли не на час. А ведь Вене в случае его неявки грозили вторые сутки на вызовах! Хлопнул приятеля по плечу, бросил с ухмылкой:
— Мамане позвони, она уже тут телефон оборвала. — И все.
Человек!
Что мобильник разрядился еще вчера и что мама ждала его еще вчера, Струмилин сообразил только сейчас и сразу позвонил домой по городскому.