Профессор Базелевич окинул взглядом группу. Его большое, красное лицо в свете ламп дневного света выглядело неестественно — словно плохой фотограф не справился с цветопередачей, в результате странная отталкивающая синюшность перебравшего алкаша походила на трупное окоченение. Впрочем, Юрий Михайлович не скрывал своей любви к коньяку и студенты, пользуясь этой слабостью, иной раз получали поблажки на экзаменах и зачетах.
Базелевич был крупным специалистом в области педиатрии, сделал несколько важных открытий в области детский неотложных состояний, его докторская диссертация, посвященная клиническому моделированию детских неотложных состояний стала настоящим прорывом, в столице даже открыли центр на основе его разработок, который профессор поначалу и возглавил. Однако… подковерная борьба оказалась не его коньком. Не выдержав столкновения с медицинской бюрократией, Базелевич запил, сделал несколько непростительных ошибок, поставил под угрозу свое детище и в конце концов был вынужден оставить центр, семью и карьеру. Переехал в Огненск, возглавил кафедру педиатрии провинциального мединститута, руководство которого смотрело на слабости столичного профессора сквозь пальцы.
— Так-с, — сказал он. — А где Чернышев? Мы рассчитывали на его доклад сегодня. Дамы и господа, кто видел Дениса Чернышева?
Вика посмотрела на дверь аудитории и вздохнула. Теперь одним коньяком не обойдешься. Базелевич терпеть не мог, когда игнорируют профильный предмет. Только чудо могло спасти нерадивого студента.
— Юрий Михайлович… — одна подняла руку.
— Слушаю, Ефимова.
— Наверное, он приболел. Мы вчера вечером готовили доклад по вашему заданию и…
По аудитории пробежал смешок.
— и…
Вика покраснела. Базелевич, стоя возле доски, мял в руках тряпку. В ее голове пронеслись кадры вчерашнего вечера: они с Денисом под пристальным взглядом уборщицы покидают палату, расписываются в журнале и молча идут, думая каждый о своем, хотя, на самом деле, думают они об одном и том же.
И это отнюдь не секс.
Дэн размышлял, каким научным термином или теорией можно объяснить случившееся с ними, а если нельзя, — если нет такой теории, то… все ли с ним в порядке, точнее, с его головой. Он попытался вспомнить хоть что-то из лекций по психиатрии, но в голову ничего не лезло — у него начался жар.
Вика думала только о том, что услышала на пороге палаты. Назвать это голосом она не могла, в том смысле, что девочка, даже если бы произнесла эти слова, пусть неосознанно, то они услышали бы их вдвоем с Денисом. Это абсолютно точно. От двери до кровати два с половиной метра. В полной тишине даже капли, падающие из неплотно закрытого Денисом крана раздражали ее.