– При чем здесь моя начальница? – спросила Оснат.
– Мы еще долго будем так играть?
– Я сейчас положу трубку.
– Жаль, ты могла бы помочь кое-кому, – сказал Стефан.
Оснат услышала дрожащий голос:
– Алло? Алло? Пожалуйста, сделайте, что он просит. Алло?
Стефан снова взял трубку:
– Это был адвокат Йоханан Стушберг, прекрасный, умнейший человек. Своим умом он сумел – правда, не удержусь и отмечу: в последний момент – уберечь пальцы своей правой руки от нехирургической ампутации. От него требовалось всего лишь дать мне кое-какую информацию.
– Ты чокнутый.
– Нет, я целеустремленный. И благодаря этому я получаю то, что хочу, – сказал Стефан. – А ты просто пытаешься обзывать меня нехорошими словами, чтобы убедить саму себя, что ничего не чувствуешь. Ну, удачи. В любом случае я сложил два и два. Записи в журнале посетителей в доме престарелых, вопросы, которые задает на улице Вентор, умнейшие откровения господина Стушберга. Я знаю, кто такой Бен Шварцман, и знаю, что ночью он был у вас. И думаю, что вы оба понимаете, насколько ваша бутылка важна. Жаль, что я занялся только тобой, а не им, – это была ошибка, но я собираюсь это исправить. Я знаю, что у вас есть еще одна бутылка.
– Послушай…
– Нет-нет. Мы продолжим разговор только после того, как ты признаешь, что у вас есть еще одна бутылка. В подтверждение своих добрых намерений я обещаю освободить господина Стушберга, если ты скажешь, что это так.
Оснат не отвечала.
– Я жду, – сказал Стефан.
– У нас есть еще одна бутылка, – произнесла Оснат.
– Ну, был рад узнать.
Она услышала, как Стефан говорит адвокату: «Ты останешься в живых, Йоханан. Хорошие новости, правда же?»
Потом он снова обратился к ней. Спросил коротко и шепотом:
– Где бутылка?
– Спрятана.
– Где?
– Не знаю, – соврала Оснат. – Вентор где-то ее спрятала.
Издалека послышался крик Бена:
– «Аполлон-семнадцать»! Но без входа обратно в атмосферу.
Она поспешно зажала телефон рукой. Не дай бог Стефан это услышит.
– У вас двадцать четыре часа, – сообщил Стефан. – Я хочу, чтобы эта бутылка стояла на барной стойке в «Неустойке». Я захожу, беру ее и ухожу. А вы не мешаете мне.
– А если нет? – спросила Оснат.
– Оснатуш, честное слово, не заставляй меня говорить заученными фразами, – хмыкнул он. – Двадцать четыре часа. Ясно?
Оснат не отвечала.
– Пока, милая, – сказал он. – Целую, – и отключился.