Мадам Вентор вернулась, одетая в халат и шерстяные домашние тапочки, и села в кресло у дивана.
– Вы даже не притронулись к печенью, – заметила она.
– Я не голоден, – ответил Бен. – Да и в такое время не хочется печенья. – Часов здесь не было, как он заметил.
– Может, чаю? – спросила она.
– Нет-нет, – решительно отказался он. – Мне хватит, правда.
Она пожала плечами:
– Ну ладно. Значит, Хаим Вольф, так?
– Да.
– Хаим Вольф был хорошим соседом. Милый человек. Мы долго были знакомы. Именно он построил этот дом, знаете? Он основал «Неустойку». Когда он решил перебраться в дом престарелых, он продал мне все за немалую сумму.
– Мм, – сказал Бен, – Хаим Вольф умер.
Мадам Вентор сделала маленький глоток воды и кивнула:
– Да, я знаю.
– Я боялся, что вы можете не знать, – выдохнул Бен.
– Нет-нет, я знала.
– Я… я узнал об этом только на следующий день. Я пришел в дом престарелых в день, когда мы обычно встречались, – и только тогда мне сказали.
– Откуда вы знаете Вольфа?
– Мы познакомились, когда я писал статью о его доме престарелых, – сказал Бен. – Я интервьюировал разных… мм… пожилых людей, которые там жили, они рассказывали мне о своей жизни.
– Вы журналист?
– Нет… не совсем. Но чуть не стал им. Статью, кстати, так и не опубликовали.
– И вы продолжали общаться со всеми стариками оттуда? Или только с Вольфом?
– Только с Вольфом.
– Почему?
– Мы подружились. Ну, то есть у всех были интересные биографии, но Вольф всегда мог рассказать что-нибудь выдающееся. Всегда выяснялось, что с ним произошло что-нибудь ну совсем исключительное. Он много чего в жизни понял… разговаривать с ним было увлекательно. И он был очень приятным человеком.
Мадам Вентор улыбнулась и покачала головой.
– Да, чего у Вольфа было в избытке – так это рассказов о себе, – сказала она.
– Мы встречались раз в неделю, играли в шахматы и пили кофе. Иногда выходили погулять в садике при доме престарелых и болтали. Он был милый. У меня не всегда получалось приехать, но, по-моему, он не замечал, если я пропускал встречу.
– Вы сблизились?
– Нет… Ну, то есть мне кажется, что нет. Мы не говорили о личных вещах. Это было довольно заурядное общение, даже, я бы сказал, дежурное. Иногда я приходил – и мы только и успевали, что поиграть в шахматы, а потом мне пора было убегать на работу. А иногда Вольф плохо себя чувствовал, лежал в постели и только рассказывал истории из прошлого. Вряд ли это была настоящая близкая дружба. Я ходил к нему, прежде всего чтобы развеяться.
– А потом?
– А потом я обнаружил, что для него наши встречи были важны. Он завещал мне то, что, видимо, очень ценил. Нанял адвоката только для того, чтобы он хранил эту вещь и передал мне.