— Зумо, — обратился он к прозрачному зеленому малышу с пустыми глазницами, возникшему перед ним, вырывая себя из непослушных мыслей. Личное во время работы должно быть приспано, крепко, намертво. Иначе ничего не получится.
Мальчик шелохнулся, будто неваляшка. «Как можно было не научить ребенка опасаться чужих», — думал Зумо, прикусив губу. Поэтому он и не хотел детей. Чтобы с ними потом ничего не случилось. Потому что уже и так давно чувство вины выедает в нем дыры по ночам, вылизывает с обратной стороны глаза, не давая выплеснуть эмоции слезами, и душит.
Наверное, будь он нормальным человеком, чувство вины давно бы поглотило его с потрохами. Помогло бы переварить самого себя. Но в этом и проблема. Он не был нормальным человеком. Он был каменным. Он сам научил себя быть каменным. Научил капсулировать стрессы, складывать их внутри себя на полочку, где-то за сердцем, в темноте.
Да, будь он нормальным человеком, он бы не уничтожил все то дорогое, что так рьяно завоевывал и вырывал зубами у судьбы. Не поломал бы, не предал, не испугал так, что теперь от него убежали, сломя голову, подальше, и просили не искать.
— Зумо, — тряхнул он головой, будто это должно было помочь настроиться на нужную волну. Призрачный силуэт двинулся к порогу и пролетел несколько метров, но как только Грубер хотел последовать за ним, развалился. Нити оборванными кусками упали на пол и смешались с пылью, кружившейся в лучах солнца. — Ур-роды… — растерянно пробормотал Грубер. Это было чем-то новеньким. След зачистили. Мальчика утащили из дома не просто уроды, а уроды одаренные. Вот чего Грубер совершенно не мог понять, так это принципа, по которому человек получает дар. Почему он оказывался в распоряжении каких-то отморозков, ворующих детей? И в его распоряжении, в конце концов. Правда, была у него на этот счет теория: по-настоящему светлым людям такое дерьмо не по плечу. У них попросту крыша уедет. Ведь даже если взять его — ну, не с рождения же он был плохим человеком. Потом стал. Вот примерно в тот период, когда начал осознавать свои возможности и стал.
Была и еще одна теория. Намного проще. И логичнее, в общем-то. Мир не справедлив, придурок. Нет на небе боженьки, который рассылает дары по желанию, наказания по преступлениям и вообще — несет людям справедливость. Все вокруг плывучее, тягучее, тошное и крайне рандомное. И как ни страхуйся, кирпич может рухнуть на голову в любой момент. А пацан в любой момент может помереть. Грубер присел у порога и провел рукой по гладкому линолеуму. Пробежал пальцами по стыку — бывает, именно там находится блокиратор. Нащупал что-то — не физически, просто пискнули датчики в мозгу, что-то вроде сигнала: «копай тут». Извлек из кармана ножик и, не прекращая движения, плавным взмахом кисти раскрыл его. Осторожно поддел линолеум на стыке, пробормотал: — Вышел месяц из тумана, — провел ножом, подцепил край, — вынул ножик из кармана, — осторожно потянул на себя, и линолеум тихо затрещал, — буду резать, буду бить… С кем останусь я дру… — Вы что? — тихо спросила хозяйка, спешные шаги которой он расслышал за треском, но не вскакивать же на ноги и не делать вид, что ничего не происходит. Тем более — она сейчас была готова хоть весь линолеум ободрать, весь дом разрушить, взорвать к чертовой матери, лишь бы найти своего ребенка. Грубер поднял указательный палец, призывая к тишине. Потом провел тем же пальцем по полу, и увидел на нем мелкие кристаллики соли. Поднял взгляд на женщину.