А дальше… Он бежал что есть сил за машиной. Рыскал вдоль дороги, в лесу, блудил по следам, оставленным шинами. Пока, обессиленный, не набрел на хижину в глуши, и не уснул там.
Потом ему пришлось вернуться домой. Он надеялся, что все это какая-то шутка, и человек просто отвез Эмро к родителям. Отчим избил его до полусмерти. А мама только раз пришла к нему в больницу, спустя две недели после того, как он вышел из комы. И сказала, что Эмро так и не нашли. А потом Грубера увезли в детдом, и он понял, что мама больше его не любит.
Но он не мог на нее обижаться. Он мог ненавидеть только себя. И с этой ненавистью, с потерей самого любимого человечка, за которого он отвечал и которого предал, с маленькой смертью во время комы — в нем начало просыпаться что-то иное. То, чего не было в других. И разрастаться по венам черной плесенью. И это было не только чувство вины. Это было нечто намного большее и намного страшнее.
Эмро был первым кого он отыскал по зеленым энергетическим нитям, созданным его воображением. Только счастливого воссоединения не произошло, брат был зарыт в том же лесу, в нескольких километрах от места, где Грубер выпустил его руку.
Вот его трагедия. Которая превратила его в дикое, печальное чудовище.
Только спустя 10 лет после потери Эмро печаль немного отступила. Хотя, скорее, она просто ужилась в нем и перестала быть инородным чувством. Она стала основной его эмоцией, больше других заслуживающий на существование. Она помогала переносить страдания других незнакомых ему братьев, сестер и родителей, у которых случалось подобное горе.
Грубер вынырнул из воспоминаний, оглянулся и увидел в окне, уставившуюся на него Маргу. Поймав ответный взгляд, она резко задернула штору. Он выбросил окурок, надел наушники и направился к метро.
Зашел домой. Достал из бара недопитую бутылку водки, скривился и поставил обратно. Плеснул немного виски на дно бокала и опрокинул в себя. Прилег на диван и взял в руки письмо Авроры. В нем теплилась ее энергия, и он закрыл глаза, чтобы вытащить из него зеленые нити и связать из них ее фантомную копию. Но вдруг остановился. Достал из куртки портрет Зумо и поставил перед собой. Из головы не выходило то, что нити растаяли. — Ур-роды… — снова произнес он. Принес зеркало и поставил его напротив фото пацана. Долго смотрел в отражение мальчика, настроился и мысленно распахнул зеркальную твердь. И Зумо стал объемным, живым, там, в зеркале. Он задышал и завертел головой. Грубер знал, что это всего лишь его фантомный двойник, хранящий все воспоминания, но по этому каналу связь пока работала, и нужно было пользоваться. Вдруг уроды зачистят и этот след. — Малыш, скажи мне, где ты? — начал он с самого важно вопроса. Зеркальный ребенок уставился на него и начал что-то быстро говорить. Но Грубер почему-то его не слышал. А по губам читать не получалось. Он удивился. Он просто обязан был решить этот сложный ребус и спасти малыша, пока тот еще живой. — Я буду задавать вопросы, а ты кивай головой — «да» или «нет», — сказал он Зумо. Тот кивнул. — Тебя похитили? — спросил Грубер. Малыш утвердительно кивнул. — Их было несколько? — он задавал вопросы, на которые уже подсознательно знал ответы. Зумо снова кивнул. — Это были люди? — спросил он. Малыш закусил губу и помотал головой. Грубер торопился спросить еще хоть что-то, но силы, удерживающие канал, были на исходе. И он понимал, что не по его вине. Что кто-то уже узнал о его контакте с мальчиком и вмешался в разговор. — Ты в нашем мире? — спросил Грубер. Зумо замер. А спустя пару секунд кивнул утвердительно. Потом огляделся по сторонам. И помотал головой. И тут зеркало упало на стол и разбилось. — Херня! — крикнул Грубер. «Значит, все-таки нет», — подумал он. — «Украли полностью». Он понимал, что действовать надо было предельно быстро, и что особых зацепок у него нет. И это выводило его из себя и пробуждало того, спрятанного внутри опасного и нервного зверя.