— Делает человека более целостным. Помогает собраться, сконцентрироваться и надолго остаться в состоянии предельно плотного самоощущения и самоконтроля. А вот бередана ксис, — теперь в руках Тильды оказывается ветка длинная и мягкая, свисающая, как кнут, почти до пола. — Ее наматывают на тело, как пояс или как портупею. Она помогает унять эмоциональные вибрации и выровнять их в отполированный диапазон.
— Люди, закупавшие саженцы для этого сада, неплохо разбирались в психо-ментальной деятельности, — бросает Эмма и взбегает на второй этаж, так как ей кухонный гербарий ни о чем не говорит.
С закрытой дверью в запыленную комнату расправляется так же, как с входной — «удар же лучше рукопожатия!».
— Карпинеллум! Возьму себе! — Тильда вспоминает, что время миссии ограничено, и тоже летит вверх по лестнице — попутно запихивая в нагрудный карман сарафана связки черных литых ягод. — Редчайшие плоды! Умеренно ядовиты, поэтому применяются дозировано. Помогают восстановить поврежденные ячейки мозга. А это… Ох… Надо же…
Пока Эмма обследует пыльный кабинет, Тильда проходит в развороченную спальню. Подбирает с пола белое платье и прикладывает к себе. Многослойный подол сшит из тончайших прозрачных полотен — даже наложившись друг на друга, они позволяют рассмотреть силуэт ног. Это пышное облако в сочетании со строгим чернильным корсетом удивительно идут Тильде с ее рыжими локонами и бледно-восковой кожей.
— Да, и вот такие башмачки… — кораллово атласная туфелька прикладывается подошвой к балетке Тильды, точно совпадая по размеру.
— Эй. Тебе не кажется, что здесь крепко смердит воспоминаниями? — Эмма просовывает голову в спальню, стоя в коридоре на полпути к кабинету. — Застарелыми, матерыми.
— Конечно! — вальсирует сама с собой Тильда, воздушно скользя между завалов перчаток, париков и панталончиков на полу.
— Причем воспоминаниями разных эпох.
Тильда тормозит, как вкопанная.
— Исторические реалии кабинета лет на сто отличаются от барахлишка в спальне.
— А внизу в гостиной так вообще современная цивилизация, — шепчет Грабабайт.
— Мы сейчас в гостях у моих дальних родственничков, — Эмма встает враспор в дверном проеме, по-хозяйски уперев руки и ноги в дверной косяк. — Здесь жили карнавалеты.
В коридоре второго этажа пахнет настоянным на травах холодом. Воздух врывается через пролом, оставшийся после бомбежки бывшей спальни мальчика. По стене идет трещина, через которую виднеются руины.
При слове «карнавалеты» ветер резко выдыхает- и замирает.
— Эти люди никогда не могут оставаться сами собой. Они как ветер. Им надо постоянно менять направление и силу, статичность губит их, — Эмма проскользывает в спальню по стене, как тень. — Представьте себе осьминога. Из его головы в разные стороны растут щупальца, позволяя охватить весь спектр пространства вокруг себя. Карнавалеты такие же. Они одновременно север и юг, вправо и влево, холодно и горячо.