— А за ними, гляди, гляди, пехота, артиллерия, обозы огромадной змеей ползут.
— Пылища-то, пылища. Тьфу!
— Каюк теперча красным! Хана! Гроб с крышкой!
— А кто жа это на белом коне остановился?
— Кто, кто?! Не видишь, что ли? Сам атаман Семенов!
— Да ну, сам? Во, мордастый!
— А это кто, офицерик-то? Коня своего шпорами горячит. Ишь как вертится!
— А ты аль не признал его? Это же командир батальона в Красноярске его благородие поручик Смирнов.
— Верна. Он. А как же это? Я слыхал, что его в Иркутске ЧК сцапала.
— Бежал. Теперь, вишь, с атаманом гуляет. Одна косточка.
— Тише, станичники! Ти-ша-а! Атаман говорит.
С е м е н о в (хриплым голосом). Здравствуй, земля русская! Здравствуйте, казаки-земляки! Я счастлив приветствовать вас, дорогие мои орлы! На первом клочке земли забайкальской, свободной от большевиков!..
Крики «ура», возгласы.
С т а р и к. Прими, атаман, хлеб-соль, по старому обычаю нашему, с полным нашим уважением и не сумлевайся! Мы все поголовно возьмем остры шашки свои!..
С е м е н о в. Спасибо, дед, спасибо. Тронут. Никогда не плакал, а вот… Дай мне, дед, кусочек земли. Вот так. На хлеб ее. Солью ее, родную, слезами омочу… Вот так!..
Г о л о с а. Гляди, гляди, заглотнул шматок земли с хлебом!
— Жует, стерва! Ей-богу, жует!
— Ой, подавился! Мамочки, родные! Никак не заглотнет!
— Ну да, не заглотнет. Вишь, глотку полощет!
— Водкой, поди?
— Будет он тебе водкой! Коньяк хлещет.
С е м е н о в. Кхе, кхе… Ну ладно… Так поклянемся же, станичники, земле русской клятвой нерушимой воинской, что не выпустим сабель из рук своих, пока не уничтожим всех красных…
Снова восторженные крики, шум, гам.
(Перекрывая шум.) Но… Я говорю «но»… предупреждаю, казаки, вас честно! В движении моем по Забайкалью буду предавать смертной казни всех, кто пойдет против меня! Отныне наш грозный клич: вперед до самой Читы! А там уж мы погуляем с вами, казаки, на славу! На трое суток город ваш! Эх, расступись, мать-земля русская! Ура!..
Крики: «Ура!», «Слава атаману!»… Но вскоре восторженные эти крики прерываются беспорядочной стрельбой и возникают уже другие крики и вопли истязуемых людей, отчаянные крики, вопли женщин. И песня как издевательство: «Гей, в Таганроге!..»
С м и р н о в. Пороть! Двадцать шомполов ему! Этому тоже!
К а з а к. А меня за что же? Ваше благородие, за что, спрашиваю, меня-то?
С м и р н о в (передразнивая). Тебя-то? А где твой брат, сволочь?! С красными ушел?
К а з а к. Я за брата не ответчик, ваше благородие. Я честно, верой-правдой служил. Кресты-то Георгиевские на груди, вот они! Ранетай я. Нога не ходит, а то бы!..