Отторжение (Райт) - страница 21

Я реву в подушку. Я не хочу, чтобы Питер отказывался от операции и от жизни. И я знаю, что эта новость убьет маму, потому что чувствую, как она убивает меня.

Часто приезжаю сюда, на старую лодочную станцию у Моста Чесапик Бэй. Надо свернуть с дороги прямо перед въездом на мост. Там тупик. Оставляю машину на обочине и дальше иду пешком. У воды — пара старых ржавых сараев, пара колымаг и раздолбанный пирс. Здесь пахнет сыростью, машинным маслом и железом. Здесь никогда никого не бывает. Стою обычно на пирсе или, как сейчас, у самой кромки воды, и просто смотрю на мост. Огромный, он ведет как будто в другой мир, конца его не видно. Сегодня почему-то думаю о Рое Виспоинте. И что он пришел мне в голову, как призрак, который является к своему убийце! Рой учился в нашем классе. Еще два года назад учился. Он был обычным мальчишкой. Мы с пацанами считали его слабаком. Вспоминаю, почему-то, как он подошел однажды к своему шкафчику, открыл, а мне приспичило подбежать и со всей дури заехать по дверце ногой. Она захлопнулась с металлическим грохотом. Чудом Виспоинт одернул руку. Если честно, не думал, что он успеет. А еще в столовой. Как-то мы поспорили, кто первый опрокинет поднос с обедом на Роя. Ну, и в тот же день поднос стоял на самом краю. Один удар — и все высыпалось на Виспоинта. Пытаюсь вспомнить, кто был зачинщиком всего этого. Воспоминания даются нелегко. Просто это был тот же, кто стоит сейчас и втыкает в мост, прячась за мыслями о бесконечности. И почему так получается, что кто-то становится жертвой, а кто-то агрессором. Кто решает? И ведь не сказать, что у кого-то были преимущества. Мы все были новичками в старшей школе. Меня сразу взяли в футбольную команду. Но это не причина. Рой ничем особенно не выделялся — был обычным. Но это тоже не причина. Мы так доставали его, что он ушел из нашей школы. Как будто не из-за нас, конечно, но перед тем, как перевестись, он пытался покончить с собой. Наглотался таблеток, а это оказался аспирин или что-то такое. Тогда не хотелось об этом думать. Теперь хочу думать, что это было не из-за меня, но не выходит. Почему кто-то вообще позволяет себя травить? Почему кому-то приходит в голову травить других? Мне ли задавать такие вопросы…

Прихожу домой, быстро делаю себе пару больших сэндвичей с беконом, говядиной, листьями салата, майонезом и кленовым сиропом. Быстро съедаю все, запиваю соком и закрываюсь в своей комнате. Сегодня не моя смена на работе, и можно подольше позаниматься макетами. Мы почти никогда не ужинаем с родителями. Да и не завтракаем. Мама не настаивает, чтобы я спускался к ним, а отец не очень-то рад моей компании. Денег у родителей не беру, да мне и не много надо — только на бумагу, клей и новые канцелярские ножи. Когда-то — кажется, в прошлой жизни — у меня был футбол. Квотербэк, капитан школьной команды. Моя блистательная карьера по этому профилю рухнула вместе с моим положением в обществе. Мне нравился футбол, нравилось бегать, планировать схему игры. Все пророчили мне спортивные успехи, да и звезда школы — предел мечтаний, чего уж там. Отец от гордости чуть только не лопался. Но мне всегда нравилось и клеить макеты зданий из бумаги. Сидеть над трехэтажным домом ночами, выгибать подоконники и ступеньки парадных. Никогда на это не было времени, а теперь даже дверные ручки делаю. Психолог сказала, это такой уход от действительности. Сказала, хорошо, что занимаюсь чем-то мелким и кропотливым — это помогает не думать. Но на самом деле — фигня — это только провоцирует мысли. Окно за окном, каждый день одни и те же действия. Каждый вечер передо мной белый лист, с которого никогда не начать свою жизнь. Когда сделал здание Пентагона — не самое сложное с точки зрения архитектуры, но с деталями, аллеями во внутреннем дворе и окнами — мама так восхищалась. А папа только пожал плечами и больше не взглянул на него. Ему это даже как терапия кажется несерьезным. А у меня макеты по всей комнате, и в гостиной несколько. Еще несколько мама увезла в наш коттедж за городом. Сейчас делаю пражский танцующий дом. Его окна занимают меня уже четвертый вечер. Вчерашний шрам на руке ноет и то и дело задевает об острые края бумаги. Шрам — это на самом деле ожог. Такие случаются, когда работаешь на кухне в кафе, жаришь котлеты для бургеров. У меня — специально, просто, чтобы не забывать, из чего состоит моя жизнь. Такие ожоги — нормальная практика для кухонных работников. Особенно для неуклюжих кухонных работников. Но совершенно не нормальная для меня. Однажды психолог спросила, как мне удается делать такие точные макеты из бумаги и в то же время так неосторожно вести себя на работе. Пожал плечами и больше мы с ней не встречались. А еще стеклянные балконы танцующего дома — это серьезная проблема, ведь бумагу прозрачной не сделаешь. Надо будет придумать систему перемычек, а потом обтянуть все тонким гибким пластиком. Никогда не был в Праге, и поэтому потратил кучу времени, рассматривая дом на фотографиях. Сделал кучу чертежей, чтобы понять, как его сконструировать. Моя комната вообще вся завешана набросками разных архитектурных элементов.