— Нет, — отвечаю я.
Конечно, все эти разговоры и подозрения на счёт меня сводятся к шутке после второй бутылки пива, но я не могу больше находиться тут. Меня тошнит, голова так и кружится, мысли лопаются как мыльные пузыри. Я говорю, что плохо себя чувствую и сваливаю домой.
Я переступаю порог квартиры и сразу слышу, как ругаются мама с отчимом. Он как всегда орёт на неё и матерится. Она отвечает ему тем же. Я иду в туалет и там меня рвёт. Даже не знаю, от себя или от всего того дерьма, в котором я живу. Дома каждый день одно и то же: крики, телек, мат, вонючие носки брата на моей кровати. И мама со своим видением мужской одежды, со своими вечными вопросами про мою девушку. Откуда она вообще взяла, что у меня есть кто-то! Была хоть одна отдушина во всём этом мраке — Артём, но он пропал. Видимо, надоели мои тупые вопросы. И так трусливо он меня бросил. Просто перестал отвечать на звонки и СМС. Не хватило смелости по-мужски всё сказать в глаза. Может, мне было бы легче, если бы Левин честно сказал, что я ему не нужен. А то так внезапно и резко — как будто и не было меня в его жизни. Хочется плакать. Я сжимаю зубы и закусываю губу.
— Ты чо, тоже что ли нажрался? — Бросает мне мама как только я выхожу из туалета.
Я смотрю на неё и ничего не отвечаю. Я беру сумку и ухожу из дома.
Я долго брожу по тёмным улицам и плачу. Я не могу больше сдерживаться. Я рыдаю, и слёзы катятся по моим щекам. Если кто-нибудь когда-нибудь узнает, что я гей, мне не жить. А скрываться всю жизнь ото всех я не смогу. Я знаю, что не смогу. Поэтому лучше уж сдохнуть. Прямо сейчас. Я звоню Артёму — он снова не берёт трубку. Я почти на автомате поднимаюсь на крышу одного из домов. Я подхожу совсем близко к невысокому парапету и смотрю вниз. Мне страшно. Я сажусь на холодный бетон и набираю СМС Артему: «Я на крыше. Позвони.» Какой же я дурак, ведь очевидно же, что Левину на мена наплевать. Ему не нужен какой-то гопник-педик. Я могу представить, какие у него образованные симпатичные друзья, с которыми он даже знакомить меня не хотел — стыдился. Я сижу и гипнотизирую телефон. Слёзы всё текут и текут по щекам. Как же противно осознавать себя плачущим слабаком, который даже умереть не может. Через некоторое время телефон пищит. От Артёма приходит СМС: «На какой крыше?» Сволочь, засуетился, ответил-таки. Я пишу адрес. Потом он звонит и говорит, что едет. Значит, ему не наплевать. Или просто не хочет думать, будто я из-за него решил покончить с собой?
Я смотрю заплаканными глазами в тусклые городские звезды и слышу, как медленно открывается люк. Я оборачиваюсь, поднимаюсь — на крыше появляется Артём. Он всё-таки пришел. Он стоит у самого люка и опасливо оглядывается по сторонам.