.
20 января. В соответствии с полученным приказом отправился в «Колониальный дом». Когда я разговаривал в библиотеке с г-ном Бакстером, вошёл губернатор, выглядевший очень разгневанным. В грубой и резкой форме он спросил меня, что я могу сообщить о состоянии здоровья генерала Бонапарта. Я ответил, что никаких изменений к лучшему у него не наблюдалось. «Он выходил из дома?» — «Нет, не выходил». — «А он был в бильярдной комнате?» — «Значительную часть дня он проводит именно там». — «Чем он там занимается?» — «Не могу сказать, сэр», — ответил я. «Нет, вы можете сказать, сэр, — возразил мне губернатор, окидывая меня обычным гневным взглядом, — вам хорошо известно, что он там делает. Вы просто не выполняете своего долга перед правительством».
Затем его превосходительство стал расхаживать по комнате, изредка останавливаясь передо мной, с неописуемой яростью в глазах рассматривая меня, скрестив при этом руки на груди и взрываясь гневными восклицаниями Я довольствовался тем, что вытаскивал из кармана свои часы, чтобы каждый раз определить продолжительность времени, когда, стоя передо мной, он буквально пожирал меня глазами. Не один раз в моей голове проносилась мысль, что он замышляет осуществить акт физического насилия над моей персоной. Хладнокровие и полное молчание, видимо, были совсем не тем, чего бы ему хотелось, и тогда он начал в своей обычной манере новую серию допросов относительно имени человека, который примерно двенадцать месяцев назад сообщил мне о том, что лорд Ливерпуль вмешался и воспрепятствовал моему отзыву с острова Святой Елены.
Я отвечал, что в то время, когда я впервые сказал ему об этом в июле прошлого года, я предложил одному третьему лицу показать ту часть письма, в которой речь шла о том, что в адрес лорда Ливерпуля было направлено письменное заявление с просьбой, чтобы его светлость помешала моему отзыву с острова. Губернатор возобновил яростным тоном своё требование о том, что я должен немедленно сообщить ему имя человека, который передал мне письмо с описанием факта обращения к лорду Ливерпулю. Губернатор также заявил, что мое предложение показать письмо третьему лицу явилось личным оскорблением его (губернатора), при этом губернатор в угрожающей манере буквально надвинулся на меня, очевидно, с намерением запугать и заставить быть более сговорчивым. Я же не отступал от своего и отвечал, как и прежде, что вызывало очередное яростное требование сообщить ему имя третьего лица. Тогда я заявил губернатору, что, поскольку мои ответы вызывают только брань в мой адрес, я должен вообще отказаться отвечать. «Запишите, майор Горрекер, что господин О’Мира отказывается отвечать», — такова была реакция губернатора на моё заявление. После продолжительного и бранного разглагольствования о моём непристойном поведении мне было разрешено удалиться.