— Да это и не нужно вовсе, — проговорил Пиннеберг. Женщина не сдавалась и опять набросилась на него:
— У самого-то небось ничего нет. Не похож ты на богача. Вон костюм какой помятый, стало быть, ничего не скопил.
Пиннебергу не пришлось признаваться, что она права, так как в кухню вошла Эмма с углем. Настроение у нее было приподнятым.
— С косточками тебя съела, бедолага? — спросила она. — Мама у меня — кипяток. Всем от нее достается.
— Угомонись, дуреха, — вставила мать, — не то схлопочешь! Отправляйтесь в спальню и милуйтесь там на здоровье. А с отцом я сама поговорю.
— Как скажешь, — сказала Барашек. — Кстати, а ты не поинтересовалась у моего жениха, любит ли он картофельные оладьи? Помолвка у нас как-никак.
— Убирайтесь отсюда! Да не вздумайте запирать дверь — сама проверю, и чтоб без глупостей.
Они сидели за маленьким столиком на белых крашеных стульях, друг напротив друга.
— Мать — простая работница, — сказала Барашек, — потому такая грубая, но она без задних мыслей.
— Да все она понимает, — сказал Пиннеберг, ухмыльнувшись. — Она, например, догадалась о том, что мы с тобой сегодня узнали от доктора.
— Разумеется, догадалась. Мать в таких вещах разбирается. И мне кажется, ты ей понравился.
— Но выглядело это совсем не так.
— Мать такая. Она всегда ругается. А я делаю вид, что не слышу.
С минуту они молчали: сидя, как послушные дети, положив руки на стол.
— Кольца надо купить, — задумчиво произнес Пиннеберг.
— Господи, а я и не подумала, — протараторила Барашек. — А тебе какие больше нравятся — блестящие или матовые?
— Матовые! — ответил он.
— И мне, и мне! Как здорово, что у нас вкусы одинаковые. А сколько кольца стоят?
— Даже не знаю. Марок тридцать?
— Ничего себе?
— Если золотые!
— Конечно, золотые. Давай определим размер.
Он придвинулся к ней вплотную. Отмотали от катушки нитку. Снять мерку оказалось делом совсем не простым: то слишком туго нитка ложится на палец, то чересчур свободно.
— Рассматривать руки друг друга — к ссоре, — сказала Барашек.
— Ничего я не рассматриваю, — спохватился он. — Просто целую, я целую твои руки, Барашек.
В дверь громко постучали:
— Выходите! Отец пришел.
— Уже идем, — ответила Барашек и выдернула руку из рук Пиннеберга. — Пошли быстрее, а то отец вечно всем недоволен.
— А какой он, твой отец?
— Господи, сейчас узнаешь. И потом, какая тебе разница? Ты женишься на мне, на мне одной, а не на моих родителях.
— Не на одной тебе. Вместе с малышом.
— И правда, вместе с Малышом. Замечательные ему попались родители — такие беспечные. Четверть часа не могут посидеть спокойно.