Но у большинства из них в рюкзаках всего-то и было, что горсть картошки, или мешочек муки, или фунт-другой гороха — запас продовольствия, которого в лучшем случае хватит на неделю. И все-таки они с какой-то почти тупой покорностью висели в потоке ветра и искр, не обращая внимания на дымящуюся одежду. Все это были люди маленькие; того, что они везли, ждали их жены и многочисленное потомство. Спекулянты, которые меняли продукты куда более дорогие: масло, шпик, яйца, — а картошку и муку запасали мешками, — они жизнью на подножке не рисковали, они нанимали грузовик и в качестве оплаты отдавали водителю часть груза, их не ждали изголодавшиеся дети…
Но кто тут спекулянт, а кто нет? Когда Долли решили перекусить и в непроглядном мраке купе распаковали хлеб с консервами, некоторые попутчики, несмотря на вонь, учуяли запах съестного и стали отпускать язвительные замечания в адрес тех, кто может позволить себе лопать мясо. Дескать, честным путем нынче мяса не достанешь, посмотреть бы на этих едоков при свете!
Долли не откликались: они быстренько дожевали то, что уже держали в руках, а остатки запихнули обратно в чемоданчик и еще теснее прижались друг к другу. Фрау Долль закутала их обоих в позаимствованный плащ — становилось все холоднее. Они обнялись и приникли друг к другу. Долль свернул себе сигарету из остатков табака, и тут же раздался едкий голос:
— Третью закурил! Вот я и говорю: одним все, другим ничего — куда катимся?
Народ принялся честить неистребимых спекулянтов и бонз, и про Доллей забыли. Они стали шепотом обсуждать берлинскую квартиру. Теперь, когда они приближались к цели, когда перед ними вообще замаячила хоть какая-то цель, их мучила тревога — ведь они не получали никаких известий о квартире аж с марта. В городе шли тяжелые бои, зданий разрушенных не счесть — может, ее уже и не существует, этой квартиры?
— Вот будет дело! Мы тут тащимся, мерзнем — а квартиры-то и нет! Ох и посмеюсь же я!
— А я сердцем чую, что с квартирой все в порядке. Ну а комнату Петты мы быстренько отремонтируем — не так уж сильно она выгорела!
— Утешительница моя!..
— Да ты только подумай: у меня в Берлине полно друзей! Когда мой первый муж был жив, мы многим помогали — пусть теперь они для нас что-нибудь сделают! Больше всего я надеюсь на Бена: у Бена мать — англичанка, наверняка он сейчас пойдет в гору. Эрнст (первый муж молодой женщины) вытащил его из концлагеря, уж он этого не забудет!
— Хочется верить, Альма! Надеяться надо на лучшее, но точно предсказать ничего нельзя. Точно мы знаем только одно: мы есть друг у друга и всегда будем вместе! И ничто нас не разлучит. Ничто!