Эгон в который раз за день пожалел об отсутствии верного Отто и принял твердое решение увеличить секретарю оклад. В два раза. Нет, в полтора. Нет, на четверть.
– Разве ты позабыл, Джонас? Ведь ко мне на прием записался священник из деревни… деревни…
Как назло, ни одно подходящее название не припоминалось. А надо было указать такую деревушку, со священником из которой ни баронесса, ни виконтесса никогда не могли бы повстречаться. "Вот был бы здесь Отто, – подумал граф, свирепея, – он бы и подходящую деревню мигом припомнил, и священника бы разыскал". Но Отто уехал с драконоборцем – сбивать того с толку и не давать подобраться к герцогскому отпрыску. И не допустить, чтобы герцогский отпрыск причинил драконоборцу вред, случись вдруг им встретиться. А на долю Эгона остался бестолковый Джонас.
– Никак не припоминаю, ваше сиятельство, – промямлил он.
– Вам неприятно наше общество, господин граф? – проницательно спросила виконтесса. – Вы желаете от нас избавиться? Что же, не будем вам докучать.
И величаво выплыла из кабинета. Но вот баронесса и не подумала уходить. Напротив, она поудобнее устроилась в кресле и велела Джонасу:
– Милейший, подайте мне вина.
Временный секретарь затравленно посмотрел на графа. Тот безнадежно махнул рукой: мол, а куда деваться?
Баронесса осушила принесенный ей кубок в два глотка, поставила его на стол и опять обратилась к графу:
– Ваше сиятельство, давайте поговорим серьезно.
– Хорошо, – согласился Эгон, обрадованный тем, что больше не придется выслушивать стенания о "бедном дорогом Джакобе".
– Без лишних ушей, – тут же добавила госпожа Левренская, красноречиво посмотрев на Джонаса.
Тот стушевался под ее взглядом и прижал ладони к ушам, видимо, опасаясь за их сохранность. Эгон несколько растерялся под таким напором. Мало ли зачем баронесса желает остаться с ним наедине? А ну как потом заявит, что он скомпрометировал честную вдову и как благородный человек обязан на ней жениться?
– Мой секретарь будет нем, как рыба, – заверил он.
Джонас энергично закивал. Баронесса окинула его скептическим взглядом, но спорить с графом не решилась.
– Итак, ваше сиятельство, начать мне придется издалека. С той поры, когда я была юной легкомысленной особой.
Эгон окинул взглядом тучную фигуру с трудом умещавшейся в кресле баронессы и затосковал. Представить госпожу Левренскую юной и легкомысленной никак не удавалось.
– Мне, как и многим юным девицам, туманили голову грезы о любви. Однако же от папеньки я унаследовала практическую сметку, и быстро поняла, что любовь – чувство эфемерное, недолговечное, а семью надобно строить на более прочном основании.