У Пьетро вырисовывался страшный образ Патриции, но он не показывал вида.
– Что она сделала?
– Ничего. Во всяком случае, не сразу. Она никогда не показывала свой нрав при посторонних. Но как только гости ушли, она выкинула из шкафа мою одежду и заявила, что если продолжу так одеваться, то стану проституткой высшей пробы. Она…
Эммилин закрыла лицо руками, сдерживая рвущееся наружу рыдание.
– Извини, – прошептала она, в отчаянии качая головой. – Я никогда и ни с кем об этом не говорила. Но сейчас запрет снят, и я не могу остановиться…
– И не останавливайся, – подбодрил он, борясь с искушением подойти ближе и обнять ее. Но он подозревал, что, если проявит участие, Эммилин снова замкнется, а ему хотелось узнать о ней как можно больше.
Она кивнула, но вся дрожала. Пьетро подошел к бару, налил щедрую порцию виски и подал жене. Она обхватила бокал руками, понюхала и отпила маленький глоток. Ее лицо исказила гримаса отвращения, и она поставила бокал на стол.
– Брр.
Пьетро криво улыбнулся, но ему не терпелось продолжить разговор.
– Тебе было двенадцать, переходный возраст, когда ты превращалась из подростка в девушку… – подсказал он.
Эммилин кивнула, теребя ожерелье, которое никогда не снимала.
– Она не могла этого вынести. В раннем детстве она была нежной и заботливой мамой, и мы были очень близки. Но лет в десять – одиннадцать я начала расти и оформляться. Она расценила это как некий акт неповиновения и увидела во мне соперницу. Ей не нравилось, что я провожу время с отцом. Когда к нам приходили гости, она отсылала меня в мою комнату. Мне не разрешалось носить одежду, привлекающую внимание. Нельзя было пользоваться косметикой, красить волосы и делать модную стрижку.
– И тем не менее ты была красивой, и все это видели, – мягко сказал он.
Эммилин насмешливо посмотрела на него.
– Ты не видел. Именно ты сказал мне, что я недостаточно красива для твоей жены.
Пьетро огорченно застонал. Он действительно так говорил.
– Эммилин, я о другом думал, когда ты пришла ко мне в офис. И я был раздосадован.
– Это чем же?
– Тем, что ты прибегаешь к уловкам, чтобы скрыть естественную красоту. В этом нет необходимости.
– Но это стало для меня привычкой. Даже после смерти мамы, стоило мне подумать о новой одежде, как я слышала ее голос и слова, которыми она меня называла. А тут еще и ты сказал, что я должна изменить внешний вид…
– Я был последним сукиным сыном, – проворчал он.
– Да. Высокомерным сукиным сыном, – согласилась она, улыбнувшись. – Но как ни странно, ты встряхнул меня, напомнил, что мама уже не может влиять на меня. Я сама себе хозяйка.