Свет далёких звёзд (Айдарин) - страница 66

Несколько таких облачков — и зеркальный шар рождал очередного ночного монстра, который шёл затем убивать людей, души которых втягивались в дыру и примагничивались рубиновым лучом к Преобразователю. Бесконечный процесс, который был, в общем-то, и не нужен более Теневому властелину, так как Поллукс видел, сколько Тени, плотным чёрным потоком идущим от Источника в вышине к крохотной по сравнению с ним чёрной звезде в центре очередного Преобразователя, расходуется на процесс преобразование каждой из душ. Когда-то это и было удобно, но уже не теперь. И Поллукс мог это использовать, выполнив одновременно План и цель, которую ему дал Теневой властелин — прекратить преобразование душ на Земле. Правда, при этом закроется и дыра, но Теневой властелин об этом узнает слишком поздно. Поллукс в точности не знал, что он должен сделать. Да, он должен уничтожить Преобразователь, но как?

— Взорваться, — ответил он вслух сам себе. Он прекрасно помнил, сколько разрушений принёс взрыв полностью истощённого Кастора. И это на Земле, где материя не пропитана враждебными эманациями Тени, которые тут же вступают в разрушительную реакцию со Светом. А что будет здесь, где абсолютно всё состоит из Тени? Либо взрыва не произойдёт, Тень его просто погасит своей массой, либо же рванёт так, что мало не покажется даже Тёмному властелину. По крайней мере, Пояс Ориона на это надеялся, когда составлял этот План. Но для того, чтобы взорваться, Поллуксу нужно было отбросить тот кокон, который сковал огрызок его сущности, и в этом была главная проблема. На секунду, на какой-то до безумности краткий миг Поллукс окажется только лишь с половиной своей сущности, а здесь это могло грозить для него катастрофой, которая не даст выполнить последнюю часть Плана. На Земле его сущность всегда подкреплялась человеческим разумом, мозгом, био-химико-физическими процессами. Здесь он этого был лишён, и весь его разум зависел от его сущности, которая должна быть полноценной, единой. Именно поэтому Свет и Тень при переходе смешались в нём, попытавшись дополнить на какое-то время друг друга.

И теперь ему нужно не просто отказаться от какого-то там кокона, который хоть и ограничивал его световую сущность, но при этом ещё и не давал ей развалиться. Ему нужно отказаться от половины самого себя. Подул ветер. Сухой, колючий, выдувающий из Поллукса белые искры. Времени не осталось совсем. Поллукс прыгнул далеко вперёд и завис в воздухе на небольшой высоте прямо над чёрной звездой в центре Преобразователя. Что-то ему подсказывало, что ему не стоит прикасаться ни одного из кубов ни руками, ни ногами. Нужно было выбрать момент, при котором из дыры вылетит очередная несчастная душа, и её начнёт притягивать лучом — тогда-то Поллукс и должен будет взорваться. Ждать пришлось недолго, хотя понятие времени здесь было относительно как нигде. Дыра над головой Поллукса зарябилась, и из неё вырвалась ярко светящаяся точка. Теневая звезда под Поллуксом дрогнула, готовясь выпустить рубинового цвета луч. Пора. Поллукс сосредоточился, мысленно осматривая себя и отыскивая в своей, казалось, единой сущности чёрные и оранжево-жёлтые пятна, разъединяя их и удаляя друг от друга. Теневые пятна он безжалостно отбрасывал в сторону, ощущая, что при этом он выдирает куски самого себя, и это было очень больно. Боль всё усиливалась и усиливалась, к ней нельзя было привыкнуть, поскольку Поллукс больше не обладал гибкой человеческой психологией, которая позволяла приспособиться ко всему абсолютно. Пришлось набраться терпения и продолжить дело, одновременно наблюдая за тем, как рубиновый луч вырывается из чёрной звезды и медленно ползёт к появившейся душе. Световые пятна Поллукс собирал в одну единую кучу, пытаясь объединить их друг с другом, но они плохо этому поддавались, и их было слишком мало, чтобы в итоге можно было собрать что-то, хоть отдалённо похожее на единое целое. Он успел. Успел отбросить последний оставшийся в нём ошмёток Тени, уже ощущая, как изменяется его мышление, как меняются его взгляды, снова становясь такими, какими они были первоначально, но так же вместе с чудовищной болью пришло ощущение некой раздвоенности сознания и того, что ему остро не хватает чего-то до смерти важного.