— Хватит! Прекратите! У нас нет времени на ссоры. Оставь это до другого раза. Нам надо ехать. Как-нибудь в другой раз встретитесь. Тогда и будете ссориться, сколько вашей душе угодно. А сейчас нам не до того.
Гынж с трудом поддавался моим уговорам. Он заявил, что Негуц — типичный классовый враг и что не мешало бы его прямо сейчас арестовать, связать и отвезти в Блажинь.
— А грузовик? Кто поведет грузовик?
Да, это вопрос. То-то и оно, что некому везти эту развалину. Делаем революцию, а на каждом шагу сталкиваемся со всякими ничтожными затруднениями. Взять хотя бы этот несчастный грузовик. В самом деле, кто же тогда поведет грузовик?
Гынж продолжал ораторствовать в том же духе, тут Негуц вспылил и стал кричать, что Гынж никакая не власть. Кто он, собственно, такой? Какое он имеет право арестовывать людей?
Гынж рассвирепел:
— Я тебе покажу, где мое право. Мое право — это революция. Я действую от имени народа.
С огромным трудом я успокоил их и развел по машинам.
Наконец мы тронулись в путь. Дорога становилась все хуже. Она вся была залита водой. В сущности, мы не ехали, а плыли по ней. Мы — впереди, а за нами двигался грузовик водителя Негуца, везшего дары боярина Целою. Итак, Цепою собирался купить голоса избирателей, заплатив за них дефицитными товарами. Такая плата была, конечно, посущественней, чем денежные купюры. Кто теперь не нуждается в полотне, ситце или в крестьянских постолах? Но, может, Негуц везет не только ситец и постолы? Может, в грузовике спрятано еще кое-что? Впрочем, какое у меня право подозревать Негуца? Человек этот был на войне и чудом избежал смерти. Он был и на Восточном и на Западном фронте, в последние месяцы войны он дрался против гитлеровцев. По его словам выходило, что после демобилизации он достал где-то поломанный, брошенный немцами военный грузовик, долго с ним возился, пока не привел его в порядок, и зарабатывал на жизнь, развозя по уезду разные товары. Какое у меня право подозревать этого человека? Впрочем, сейчас такие времена, что каждый кажется подозрительным…
Гынж все еще не успокоился. Он ерзал на своем месте и все наклонялся ко мне, как будто собираясь сообщить что-то важное, но не решался. Мнение Гынжа было мне ясно. Я спросил нашего шофера:
— Как ты думаешь, Негуц сказал правду?
— Он говорил всякое. Про что вы спрашиваете?
— Ну хотя бы про семнадцать подбитых танков. Это правда?
— Да, это он не выдумал. Многие уже не раз слышали эту историю.
— А вам случалось покидать горящий танк?
— Случалось. Правда, не семнадцать раз. Мой танк подбивали всего только четыре раза… Три раза его подбивали русские, а в четвертый раз — немцы.