Перед нами открывается палата, где стоит невыносимая вонь. Жарко, как в преисподней. Железо, железо, железо, котлы, заклёпки, трубки, шестерни… Почему я это называю шестернями? Откуда у меня это слово? О! Оттуда же, откуда и «эсминцы» с «трамваями».
Меня охватывает тревога.
– Ведь это называется шестернёй? А это – шатуном? А это… подща… нет… подшипником?
Ксения вздрагивает:
– Откуда ты знаешь?
Пожимаю плечами. Иисусе! Невозможно объяснить.
Либо империя этому научится, либо худо ей придётся…
Правда, мы тоже не лыком шиты, как оказалось.
Рукой показываю: «Стоять!» Оба останавливаются.
– Смотрите под ноги! Какие тут могут быть ловушки? Не имею представления. Зато я твёрдо знаю: нам всё это в подарок оставить не могли. А вот как приманку для морской пехоты – запросто. Ищите что-нибудь очень простое и смертоносное. То, что способно разрушить корабль и убить всех оказавшихся на нём людей, притом сделать это молниеносно.
Скоро Ксения находит ловушку. Очень много катайского пороха, наша, эллино-русская огнетрубка и простенькая водяная технэма, взводящая спусковой крючок огнетрубки в заданное время.
– Хитрецы, – говорю я.
– Мастера… – заворожённо шепчет Ксения незнакомое слово.
– Сволочи! – откликается Лобан.
Два года назад у него погиб отец, отражавший высадку технистов на Крите…
Смотрю на стеклянный водяной бак технэмы. Там всего пара капель на дне.
– А ну, все наверх! Наверх!
Мы летим по узким лесенкам. Поворот… ещё поворот… Вражеский наос просто огромен! Выскакиваем на воздух. Корабельные недра вздрагивают под нами.
– В воду! Быстро!
Из моря нас вытащили стратиоты с разведочной галеи «Гончая».
* * *
«…Они думали, что броненосный дромон – дело немыслимое. Они думали, что империя всю жизнь будет строить деревянные корабли. Они думали, что удивят нас очередной смертоносной новинкой.
Но вот уже пару индиктов как у нас в империи технэ сдвинулось с мёртвой точки. То, что прежде было запрещено совершенно, ныне чуть-чуть разрешено. Например, всякие хитрости в работе с металлом. А скоро, полагаю, снимут и кое-какие запреты на работу с порохом. Только у нас. Для внутреннего потребления. Для императорских мастерских. Потихоньку. Негромко. Для служебного пользования.
У нас многое делается по-тихому. С одной стороны нельзя, с другой – при соблюдении тысячи формальностей – можно. Или просто – можно, но с подпиской о неразглашении.
Когда стратиг из Неаполиса доложил: „Две боевые триеры и три торговых судна потоплены железным кораблём франкских технистов“, – из Херсонеса сейчас же вышла половина имперской наутики Понта Эвксинского. Турмарх держал стяг на большом броненосном дромоне „Всеволод Большое Гнездо“.