Историкум. Мозаика времен (Бор, Беляков) - страница 263

И покинула зал заседаний. Проклятие Матери-Настоятельницы обсуждению не подлежало, как, впрочем, и моё. Но достаточно было и её слова.

– Вы не имеете права! – жалко выкрикнул ей вслед бывший Великий Атлант. – Я не хотел им зла! Они сами!..

– Именем международного суда, – пресёк его хуанди, – вы, Великий Атлант, лишаетесь своего звания, освобождаетесь от обязанностей главы Атлантиды и заключаетесь под стражу для проведения судебного расследования. Наставник, прошу обеспечить арест обвиняемого в организации заговора, попытке похищения людей и нанесения им вреда, несовместимого с жизнью.

По моему сигналу вошла вооружённая стража.

– Вы все продались этим крокодилам! – вскричал бывший Великий Атлант. – Они крутят-вертят вами, как своими моллюсками! Человечество осознает мою правоту и сметёт вас с лица Земли, которая должна принадлежать людям!

– Земля-матушка сама разберётся, кому принадлежать, – сказал Ящер, схватив его за ворот, как котёнка, и подняв одной рукой над собой. – Жаль, что я не могу причинить человеку вред, а то свернул бы тебе дурную голову.

Он чуть опустил атланта и показал, ухватив его голову тремя пальцами, как стал бы откручивать. Атлант испуганно затих. Тогда Ящер швырнул его в руки стражи и отвернулся.

Атланта увели.

– Вы тут руководите, коллеги, – попросил я хуанди и восточного беловодца. – Нам надо побыть одним.

– Конечно-конечно, – откликнулись они почти дуэтом. – Наши искренние соболезнования… Гонка отменяется! – распорядился в эфир хуанди. – Всем участникам вернуться на исходные позиции.

Но я уже был за дверью. Ящер шёл следом.

Будто кусок льда в груди застрял. Я боялся увидеть Морейну – как бы мы не усугубили горе друг друга, но и оставить её одну не мог. Это в радости можно быть отдельно, хотя и трудно, а в горе – только вместе.

Мы вошли в наши покои. Морейны там не было. Я было метнулся обратно на её поиски, но тесть остановил меня:

– Не суетись, Садко, она там, где должна быть.

– А я?

– Ты тоже там, где должен, – разбирайся с миром людей земных. И думай о детях, а не о себе, – ответил он и нырнул в озерцо – только круги по поверхности пошли.

Я растерялся, не зная, куда себя деть. С этой льдиной в груди заниматься миром не получалось – не лез он в душу, а без души мир трогать нельзя. И я смотрел в чёрную бездонную воду в прямом смысле слова, ибо дно – в Белом море, и темнело в глазах моих. Я стремился туда, где дети, жена, Ящер, но понимал, что стану помехой – моих способностей для подводной жизни недостаточно, хоть и совершенствовали меня всемерно. И им-то нелегко будет, ибо неоткуда подо льдом воздуха дохнуть.