Но более всего Хелен расстраивало не то, что её рассматривают как глупую куклу, а то, как правящая элита относится к своей стране: большинство, в том числе и сам король в последнее время проводят дни в праздном веселье, упорно игнорируя тот факт, что на них надвигается серьёзная внешняя угроза и Ористина зажата меж двух огней. Да и внутренняя политика оставляла желать лучшего: после кровавой Гражданской войны и интервенции страна лежала в руинах, и многим это было глубоко фиолетово. Попытки что-то изменить были вялыми и жалкими, ни у кого не было энтузиазма, и страна походила теперь на живущего по инерции обречённого, который смирился с тем, что ему остались считанные дни.
Это жуткое сравнение до глубины души пугало принцессу, потому что она свою страну знала и любила, чувствовала, но ничего не могла изменить. Любая её попытка собрать вокруг себя более-менее умных и адекватно оценивающих обстановку людей тут же пресекалась бдительно следящим за этим королём, у которого развилась немаленькая паранойя.
Передёрнувшись от этих мыслей, будто стряхивая их с себя, принцесса вдруг озорно улыбнулась. Ей вдруг так невыносимо захотелось пробежаться по городу, что она, забыв обо всём, забралась в кусты и, убедившись, что никого поблизости нет, обернулась…
Это был её маленький секрет, о котором кроме неё самой знала только няня Августа. Когда принцесса сидела в тюрьме, няня, жалея девочку, тайно принесла к ней котёнка, которому было всего несколько месяцев отроду. И так он полюбился Хелен, и так сильно ей хотелось вырваться из клетки хоть ненадолго, что однажды она каким-то образом соединила сознание этого котёнка со своим. С тех пор он стал её второй ипостасью, и Хелен получила возможность ненадолго выбираться из клетки через решётчатое окно, а потом сбегать из дворца и гулять по городу. Именно так она узнавала свою страну, чем живут и дышат простые горожане. Подчас зрелище было не самым приятным, и всё же Хелен находила много приятного и полезного в таких прогулках. Прежде всего, наверное, потому, что в такие моменты она чувствовала себя как никогда спокойной.
И теперь, не спеша вышагивая по неровному рельефу, радуясь жизни и свободе, Хелен не заметила, как наступил вечер, как забрела она в какие-то тёмные кварталы, и шла так, пока чьи-то грубые огромные руки не схватили её вдруг за шкирку.
Последним, что увидела Хелен, были чьи-то безумные голодные глаза, кривая предвкушающая улыбка и грязный нож. А через секунду округа огласилась душераздирающим животным рёвом, на который никто не обратил внимания — здесь такое было не редкость…