Еще Л. Ланг предложил, чтобы переписку с китайцами в будущем вели из Иркутска, а не из Тобольска просто потому, что Иркутск находился ближе к месту действия и больше подходил для организации из него разведки. При таком раскладе государственную печать, признанную китайцами, следовало переправить в Иркутск. Л. Ланг переживал не только за обоз на Пекин, его к тому же беспокоил нарастающий интерес китайцев к необозначенным участкам границы Сибири с Монголией. Как бы то ни было, в Сенате сложилось иное мнение, и там ссылались на Кяхтинский договор, в котором конкретно указывалось на губернатора в Тобольске как на надлежащего организатора переписки. Хотя в Сенате совершенно справедливо проявляли осмотрительность с точки зрения деликатности данного дела, однако предложение Л. Ланга все-таки выглядело весьма многообещающим. Накал противоречий на границе неуклонно нарастал, в то время как властям с обеих сторон приходилось терпеливо ждать на протяжении недель решений из Тобольска или Санкт-Петербурга, Угры или Пекина. В Сенате ответили на просьбу Л. Ланга тем, что ему прислали результаты топографической съемки и картографирования, произведенных масштабной экспедицией под руководством профессора Г.Ф. Мюллера в водоразделах рек Амур и Уда (определившей демаркационную линию, утвержденную Нерчинским договором). Притом что занятую китайцами территорию к северу от Амура пока никто в России не собирался себе возвращать, Л. Ланг проявил завидное благоразумие, когда решил выяснить истину, что подтвердится позже.
В скором времени вслед за принятием решения о формальном образовании русской компании торговых любителей приключений на Востоке были сделаны уведомления в адрес всех заинтересованных лиц с предложением присоединяться к ней. На это первое уведомление никакого отклика не поступило, и в сентябре 1740 года из Сената последовало распоряжение выпустить второе уведомление, причем придать ему самое широкое хождение по империи. Прошел впустую еще один год, и опять ни купцы, ни прочие инвесторы интереса к предприятию не проявили. 31 августа 1741 года в Сенате пришлось смириться с тем фактом, что «до сих пор заинтересованных в китайской компании лиц все еще не появилось», и распорядиться о повторном обнародовании указа двухлетней давности. Наконец в марте 1742 года из Сената поступил запрос в Коммерц-коллегию на отправку «следующей почтой» устава предложенной компании, которую намечалось образовать по образцу и подобию Голландской Ост-Индской, но и эта инициатива ничего не дала. Насколько можно судить, ни русские, ни иноземные купцы не видели привлекательной перспективы во вложении своих капиталов в такого рода общество. До тех пор, пока царь Павел в последний год уходящего столетия не учредил Российско-Американскую компанию, никаких других реальных усилий по делегированию государственной монополии в частные руки не прилагалось. Русские предприниматели и купцы не располагали опытом распоряжения акционерным капиталом. Не следует удивляться поэтому, что первое такое предприятие в российской истории создавалось посредством имперского декрета.