Все еще в привычной для них манере сенаторы делали большой упор на подавлении контрабанды ревеня, а также не могли избавиться от заблуждения по поводу того, будто иначе она дорого обойдется государственной монополии. В 1748 году в Сенате распорядились заново переиздать запреты 1735 года и разослать специальные указания во все приграничные губернии с провинциями принять действенные меры по предотвращению перевозки ревеня всеми частными лицами вне зависимости от их ранга или положения в обществе. Члены Военной коллегии разослали точно так же инструкции своим офицерам. Три года спустя из Сената снова поступило распоряжение на переиздание все тех же запретов на русском и немецком языке в Риге, Ревеле, Выборге, Нарве и во всех остальных приморских городах.
Реакция Сената и Коммерц-коллегии на бедственное положение со сбытом ревеня простым повторением запретов совсем не ограничивалась. Уже в 1744 году из Правительствующего сената графу Михаилу Гавриловичу Головкину поступило распоряжение вернуться в Гаагу в качестве российского посла с таким вот заданием: спокойно на месте разобраться с состоянием рынка ревеня в Голландии; сообщить о полном количестве предлагаемого на продажу там ревеня, как российского, так и иностранного; выяснить способ его доставки — по суше или морем; а также доложить цены, по которым предлагается качественный ревень. В начале того же самого года Коммерц-коллегией по требованию Сената временно приостанавливался вывоз ревеня за границу с тем, чтобы его чрезмерное количество не вызвало снижение цены российского товара. Что бы там ни предпринималось, последующие три-четыре года конъюнктура на рынке ревеня для русских товаров складывалась все менее благоприятная, даже несмотря на надежду, затеплившуюся ввиду отгрузки мелких партий в Амстердам и Лондон.
В 1747 году сенаторы обратились к проблеме распределения товара и пришли к такому заключению, что российский ревень следует продавать напрямую в крупнейших европейских городах, а также в Амстердаме. У них появилась надежда на ежегодную продажу там по крайней мере 500 пудов ревеня, если даже не 700 или 800. А. Пельс доложил, что продажи идут вяло, но пророчил увеличение их объема в Италии, на немецких землях, во Франции и в некоторых еще странах, даже притом что из последней партии в 39 коробок 24 все еще оставались нераспроданными, а товар в четырех из них пришел в негодность. К июлю 1748 года в Сенате по представлению президента Коммерц-коллегии Бориса Григорьевича Юсупова решили, что «крайняя нужда» потребовала подготовки к следующей весне 500 пудов «самого отборного ревеня» для погрузки его на первые суда, отбывающие в те места, где находятся комиссары. Предполагалось назначение на него цены, установившейся на амстердамском рынке в размере 10 гульденов за фунт, и в других местах (за исключением балтийского побережья), где она выше этого уровня только в силу добавленных затрат. Даже такую цену разрешалось понизить на 2 гульдена, если при этом получится ускорить избавление от ревеня. Все условия в контрактах с местными корреспондентами следовало излагать предельно четко, чтобы избежать споров в будущем, но одновременно оставлять им пространство для маневра при сбыте товара. В Коммерц-коллегии, разумеется, поддержали с этими агентами постоянный контакт, чтобы оставаться в курсе всех изменений в рыночной конъюнктуре. В Медицинскую канцелярию направили напоминание о том, что им предписано использование только российского ревеня, а всякий ввоз иноземного корня категорически запрещался. Конкуренция за рубежом достигла серьезного накала — «…в Европе объем торговли ревенем из Кантона рос час от часу…». Однако все прилагавшиеся усилия делу помогли мало; в 1749 и 1750 годах агенту по продажам в Амстердам отправили только 710 пудов ревеня, а в 1751 году всего лишь 200 пудов и столько же тому, что находился в Англии.