9 июля
Старая тетрадь подвернулась под руку случайно. Уже несколько дней я ничего не записывал. Пробегаю глазами последние заметки — глупостей, признаться, немало. Душеспасительные опусы, словно воспитанница в пансионе. Хорошо еще, что нет гадания. Любит — не любит? Никаких практических указаний, ничего практического. И к чему мне эта записная книжка? Ясно, ни к чему, ни малейшего смысла в ней нету. Лучше всего было бы швырнуть в печку. Да нет, просто-напросто нужно перестать записывать всевозможные глупости. В жизни все проще, откровеннее, чем на бумаге. Звонил товарищ К. — поздравил с образованием трех кооперативов. О нашем районе теперь часто пишут в центральной прессе. «Район на подъеме» — так писали о нас в последней статье. Все в порядке, все на своем месте. И к чему этот самоанализ и психопатия? Нет, в старую тетрадь я не буду больше ничего записывать. Хотя, по правде, мне это даже немножко жаль, как будто вместе со старой записной книжкой я отказываюсь от последних лет молодости. А-а, опять пошла психология — будто человек виновен в том, что он наконец стал взрослым.
Ну прощай, старая тетрадка. Положу тебя на дно чемодана среди прочих памяток о прошлом. Потому что и взрослый человек немножко сентиментален…
Да, вот как это было. Я смотрю в старую тетрадь и ясно представляю все, чего когда-то не хотел видеть. Я никогда не верил в виновность Эдо. Но с самого начала, с момента нашей встречи я был готов сопротивляться сознанию, что он невиновен. Все эти слова о будущем и прочее были лишь маскировкой, маневром, чтоб я не смел смотреть правде в глаза. Чтоб не стоял горой за правду до самого, самого, самого самоуничтожающего конца. Но ведь это единственный выход, приемлемый для коммуниста. Как я мог об этом забыть? Почему не хотел им воспользоваться? Как мог я восстать против правды, против справедливости, которую всегда чувствовал так остро? Конечно, сейчас на эти вопросы сумеет ответить и первоклассник: обстоятельства, эпоха, культ личности. Но кто творит эпоху — разве не мы сами? Ведь мы не равнодушные, безучастные зрители, мы вовсе не купили себе билета и не едем, бездейственные, в каком-то темном, роковом поезде. Нет, нет, с таким ощущением я не хотел бы жить. В моей ответственности, в моем долге — моя ответственность перед людьми, моя человеческая гордость. Вероятно, дело это прошлое, а о прошлом принято забывать. Мой сын — ему теперь двенадцать — наверняка пожал бы плечами; ну, возможно, все это старый хлам. Мой сын живет в ином мире, сегодняшний день не сравним с жизнью двенадцать лет тому назад. Но и для этого нового мира — мира моего сына, для будущего пригодится мой опыт, который сводится к тому принципиальному выводу, что правда и справедливость, например, — дело не только общества в целом, но и каждого отдельного человека. Что любая измена правде — общественно опасный поступок.