Это была плодотворная борьба — при всех отклонениях и ошибках литература фронтально встала на сторону действительности, будущего, социализма.
И было также время, когда нам приходилось вести борьбу на собственной территории, на собственной почве. Когда врагом были мы сами для себя: наша нетерпеливость, наше хвастовство, наша поверхностность и наша ограниченность. Мы должны были бороться за то, чтобы человек занял более значительное место в литературе, а литература — в обществе; мы должны были бороться против многословия и против показухи, против оцепенелости мышления и против новой литературной манерности: мы боролись за полноценный смысл жизни и литературы. Сегодня мы можем утверждать, что несмотря на отклонения и ошибки, это была плодотворная борьба. А значит, не надо оплакивать прошлое и не надо стыдиться пафоса, энтузиазма и веры — необходимо лишь избегать ошибок, которые их часто сопровождали.
Время немилосердно к ошибкам, но вознаграждает борьбу.
Спустя пятнадцать лет я случайно вновь прочитал испанский роман Хемингуэя: сколь многое из него уже выветрилось! Роберт Джордан вызывает теперь уже сожаление и выглядит несколько смешным, ведь он должен совершать над собой насилие, чтобы с высоты своего индивидуализма суметь снизойти до простых людей. Он должен сам себя подавлять и смирять, чтобы сблизиться с ними; но он все равно с ними не срастется. (Он смешон и достоин сожаления с нынешней точки зрения, пятнадцать лет назад он был для прогрессивной интеллигенции примером. Тогда думали, что объединиться с рабочим классом — значит принести себя в жертву, значит добровольно смириться.) Но не только поэтому выветрилась из романа сила, которая нас когда-то опьяняла. Есть и еще одна причина отчуждения: стилизация действительности, стилистическая судорожность, которая чрезмерно субъективирует и деформирует действительность. Когда-то это было модным, было новизной; а сегодня — почти литературный архаизм: вместо действительной силы здесь сила показная, бравада. В результате Роберт Джордан с годами поблек и превратился в бумажного героя, а Григорий Мелехов живет среди живых, он — живой сын нашего времени и волнует нас вновь и вновь.
Ныне также немало модных веяний, например, подтекст. Согласно современным рецептам подтекст вырабатывается следующим образом: надо слегка напустить туману, немного недосказать и тогда возникнет в общем солидный подтекст. Но есть, однако, и другой рецепт, старинный — чтобы словам было тесно. Все дело в ясности и точности языка, в концентрации мысли и образа на возможно меньшей площади: потом вокруг слов возникает широкий простор и вы можете назвать его хотя бы даже подтекстом. Но намеренно создавать подтекст — значит насиловать действительность; и стилизация может стать врагом типизации.