— Я хотел быть чистым, понимаешь? Чистым и свободным. С юных лет мечтал быть чистым и свободным. А что получилось? Ловушка. Пахнет сальцем, вот мышка сама и лезет. А ловушка захлопывается. Все мы в ловушке. Мышь и сальце. Так! Точно!
— Лучше спой что-нибудь, Яничко, — печально попросила женщина.
— Кш-ш! — рассерженно зашипел шеф. — Курица! Квочка! Что ты понимаешь? Это же философия! Не для баб! Слыхал ты, как рассуждает? Как курица! Я, говорит, свободна. Настоящая курица: там клюнет, здесь клюнет. Куриная свобода. Говорит «свободная», а это попросту означает «доступная». Не продажная, а доступная женщина. А она говорит «свободная»! Свобода клевать. Куриная свобода!
— Яничко!
Женщина обиженно отодвинулась. Но шеф не заметил этого.
— Хо-хо! Точно! Прежде были вдовушки, а теперь вот такие. Ни рыба ни мясо. Живем по-современному. И женщины доступные есть.
— Яничко! — повторила женщина. Уголки ее пухлых губ плаксиво опустились.
— Ничего, — сказал шеф, положил руку на плечо женщины и притянул ее к себе. — Вот так-то лучше.
— Ты будешь хороший?
— Хо-хо, нет, не буду. Знаю я хороших людей. Они, эти хорошие люди, так и сыплют лживыми словами. Сладенькими такими. Сю-сю-сю да сю-сю-сю. А я человек прямой, откровенный. Ничего не таю. Точно. Ничего!
Однако взгляд шефа испуганно перескакивал с предмета на предмет, словно изобличая его во лжи. На минуту он затих.
Солнце зашло, стало прохладно. Достав из машины сухие буковые дрова, скрюченный разложил костер.
Шеф допил остатки водки и бросил пустую бутылку в ручей.
— Никак напиться не могу, — угрюмо произнес он. — А это хуже всего.
Женщина поежилась.
— Я озябла, Яничко. Холодно.
— Не угодно ли сюда, шеф, — пригласил скрюченный. — Здесь тепло.
Мы перешли к костру. Скрюченный разложил вокруг огня гладкие, обкатанные водой камни, чтобы они согрелись. Сидеть у костра на теплых камнях было очень приятно.
— Водки, — потребовал шеф.
Скрюченный заковылял за новой бутылкой. Он заранее откупорил ее и осторожно сказал:
— Жалко бутылку, шеф.
— Слыхал? — обратился ко мне шеф. — Суслик! Суслик, это уж точно! Ворует и копит. Ворует и копит. В этом для него весь мир. Какое ему дело до остального? Ворует и копит. Откуда ему знать о радостях жизни? Хо-хо-хо, если бы он их знал! Но он на это не способен! Ворует и копит! Грошик к грошику, и бутылку разбить не позволит!
— Жалко ведь! — осмелился заметить скрюченный.
— Точно! Вещей ему жалко, собственность он жалеет! Только людей не жалко, их он грабил! Немилосердно грабил! Как зверь! Да он зверь и есть. Точно!
Скрюченный, ничего не отвечая, хлопотал у огня. Шеф раскричался, должно быть, он счел это молчание своего рода протестом и не желал его допустить.