— Пустили козла в огород.
— Точно. Соблазн. Никакого контроля.
Он помолчал. Скрюченный подбросил в огонь хворосту. Пламя высоко взметнулось, осветив лужайку и наши лица. Скрюченный сидел на корточках и искоса посматривал в нашу сторону, но улыбаться не осмеливался. Мери мыла посуду в миске; воду она грела на костре.
— Вина, Маска!
— Сейчас, шеф.
Скрюченный проковылял к ручью, где охлаждалось вино. Вскоре он вернулся с бутылками и чистыми стаканами. Вино оказалось холодное, свежее. Шеф сидел сгорбившись, уткнув подбородок в ладони. Он посмотрел на меня и сразу же отвел глаза.
— Я человек слабый, — пробормотал он. — Бесхарактерный, понимаешь?
Я кивнул в ответ.
— Меня всегда приходилось выручать. И меня всегда выручали. Почему меня выручали? Я человек искренний, преданный. Все меня таким считают. Сколько раз мне это говорили. Искренний. Преданный. У него, мол, есть слабости. Ему, мол, нужно помогать. И мне помогали Вот я и привык, что мне всегда помогают, всегда приходят на выручку. Точно! Привык к своей слабости. Понимаешь? Меня прозевали. И я сам себя прозевал. Бывали минуты, когда мне хотелось стать другим. По-настоящему стать другим. Но не удалось. Уже приобрел новую кожу. Она срослась со мной. И нельзя было ее содрать.
— Это без боли нельзя.
— Возможно. Хо-хо, правда. Точно. Без боли не получалось. А я в то время уже боялся боли. Не хватало духу. Да и нужды в этом не было.
— Незаменимый работник!
— Слыхал, значит, такое слово? Карусель. Какие должности я только не занимал! Кем я только не был! Но нигде не задерживался. Слабый человек. Ни на что не пригодный. Пустой крикун. Говорю это тебе, потому что ты нездешний. Ничего не знаешь. Словно я с деревом разговариваю. Понимаешь?
— Да.
— А без этого нельзя. Я опускаюсь все ниже и ниже. Это мое последнее место. Меня предупредили. Последнее… Теперь у нас новые люди. Молодые. Меня они не знают. Удивляются. Но пока меня оставили. В последний раз. Я сам знаю, что в последний раз. Не справлюсь — слечу. А я не справлюсь. Меня снимут. Точно!
Шеф замолчал. Он сидел как пришибленный, глядя на огонь. Лицо его стало вялым, сразу вдруг постарело. Безвольный подбородок вздрагивал, глаза беспокойно бегали. Скрюченный вертелся поблизости, надеясь, видимо, подслушать наш разговор. Мери все еще возилась с посудой.
— Все ниже и ниже, — дрожащим голосом произнес шеф. — Ниже ничего нет. Только дно. Точно. Мне уже не за что зацепиться, подо мной только дно. А что потом? Что со мной будет?
— Вам следовало бы лечиться.
— От алкоголизма? Уже предлагали. Точно! Но кто исцелит мою рану вот там, внутри? Никто. Невозможно. Конец! Мне пришел конец! Так! Точно! Не стану обманывать. Не хочу обманываться. Я не трус. Но я человек слабый. Не стану обманываться — мне приходит конец. Точно! Я знаю!