Я оглянулся на рыжего. Он сидел на прежнем месте и с прежним упорством швырял шишки в воду. Обиженный мальчик, да и только! Он и впрямь походил на маленького обиженного мальчика.
Прокурор опять рванул удилище. На конце лески серебром блеснула форель. Он снял рыбешку с крючка и подержал ее на ладони: она была слишком мала. После короткого раздумья он сердито оттопырил толстую нижнюю губу и кинул форельку в ручей. Потом выпрямился, смотал леску и, сделав несколько шагов вниз по течению, ближе ко мне, шепнул доверительно:
— Тоже недурное местечко! А она, проклятая, все дело испортила, теперь конец, больше я там ничего не поймаю.
Я понимающе кивнул. Есть у рыбаков такая примета: если сорвется с крючка рыба или вы бросите ее обратно в воду — больше тут ничего не поймаете, хоть целый день сидите.
Прокурор, пыхтя, осторожно переставлял тяжелые ноги. Он шел вдоль ручья, внимательно следя за наживкой и поддерживая ее на гребнях волн стремительного течения. Рыжий встал и пошел навстречу прокурору. Видимо, он хотел что-то сказать, но рыбак жестом остановил его. Рыжий не осмелился возражать и только хмуро, с мрачным видом отмахнулся. Прокурор задержался у следующего бочага. Я двинулся следом. Теперь я видел лицо прокурора: круглое, с крупными чертами, багровое и потное. Он, казалось, ничего не замечал, кроме поплавка, и так пристально за ним следил, что напряженно выпучил глаза. Пенилась вода, вздрагивало удилище — это было единственное движение. Рот его был полуоткрыт, пот стекал прямо за ворот, а он даже не шевельнул головой. Вдруг на неподвижном лице изобразилось волнение: леска натянулась. Он слегка отпустил ее и, переставив левую ногу, подался вперед. Леска натягивалась все сильнее, конец удилища почти касался воды. Прокурор шумно втянул в себя воздух и резко подсек. Глаза его заблестели.
— Ух! — воскликнул он, не в силах сдержаться. — Ух, ну и рыбина!
Действительно, попалась великолепная форель, весившая, вероятно, граммов семьсот-восемьсот. Рыба, вся в темных пятнах, билась в руках прокурора, разевая рот, полный острых зубов.
— Ух! — в возбуждении повторил прокурор. — Вот так рыбина!
— Товарищ Козма! — окликнул прокурора рыжий. — Это черт знает что! Мне давно пора ехать. Я уезжаю, так и знай!
— Ты только посмотри, — ответил прокурор, широко улыбаясь. — Посмотри, рыба-то какая!
Рыжий в негодовании отвернулся. На прокурора это, очевидно, не произвело никакого впечатления — он был весь поглощен созерцанием своей добычи.
— Посмотрите, — сказал он, поднося ко мне форель. — Сразу видно хищника. Правда? Каков экземплярчик!