— Воровал?
— Откуда вы знаете?
— Чего проще. Скрюченный вместе с ним. Тут и гадать не приходится.
— Такой человек! — прокурор схватился за голову, — Подумать только: такой человек и так низко пал! И зачем мы туда его сунули?
— Я его не совал, — торжествующе сказал рыжий.
— Тебя в то время здесь не было, — сердито сказал прокурор. — А если бы и был, ты все равно промолчал бы.
— Вы его хорошо знали. И все-таки сделали.
— А что было с ним делать? Что нам, скажи на милость, следовало с ним сделать?
— Включить его в трудовой процесс.
— Теперь все умными стали, — недовольно пробурчал прокурор. — Теперь умников хоть пруд пруди: «Так я и знал! Надо было сделать то-то и то-то!» Раздуют дело, будут спекулировать на скандале! Господи, скандал-то какой!
— Да, неприятно, — сказал я.
Прокурор даже руками всплеснул.
— Неприятно! Да вы не можете представить себе, что будет! Это же ужас, тяжкий удар! Ведь мы теряем авторитет в глазах народа! Что о нас скажут? Вот, мол, какие у нас начальники! Везет нам на жуликов! А если сами не жулики, так позволяют воровать у себя под носом. Понимаете, так на самом деле и было! Тащил у нас из-под носа, мы его подозревали, но, представьте себе, боялись об этом и подумать, а еще больше боялись сказать об этом вслух. Чепуха! Глупая деликатность!
— То-то и есть! — сказал рыжий с некоторым злорадством в голосе. — Когда имеешь дело с людьми, не следует примешивать чувства.
— Мальчик, мальчик, — снисходительно произнес прокурор. — И когда ты поумнеешь? Ты не прав: без чувства нельзя работать нигде, а особенно в такой важной области, как работа с людьми. Ты воображаешь, что чувства не примешиваются к твоей работе с кадрами? Примешиваются, да еще как!
— А я их обуздываю, — убежденно возразил рыжий.
— Это ребячество! От чувств отрешиться нельзя. Да в конце концов и отрешаться-то не к чему. Иной раз они помогают лучше, чем кипы материала. Ты знаешь множество фактов о человеке — и все-таки ничего о нем не знаешь. И вдруг в какой-то ситуации, в каком-то проблеске он раскрывается, и внезапно ты начинаешь его понимать.
— Проблеск! — криво усмехнулся рыжий. — Озарение! Действительно, очень надежно: я вижу, куда твои проблески заводят. И твои чувства себя прекрасно, замечательно показали. На примере Габриша очень это ясно видно.
— Да хватит о нем! Ошиблись мы. Я не утверждаю, что человека непременно нужно лишь чувством разгадывать, я говорю, что нельзя чувства исключать. В деле Габриша мы потеряли меру, не приняли во внимание факты — смелости не хватило.
Рыжий снова ухмыльнулся.