— Понимаете, — сказал он, глядя на меня в упор. (Глаза у него были зеленоватые, а взгляд быстрый и цепкий, даже как-то неприятно строгий. А может, мне просто так показалось, потому что это был прокурор?) — Понимаете, нам придется взяться за него по-настоящему.
— Этого нужно было ожидать, — ответил я.
— Почему вы так думаете?
— Такой уж это тип.
— Тип, интересный для прокурора?
— Примерно так. Рано или поздно он этим кончит.
— Вот именно — рано или поздно. И лучше поздно, чем никогда. Потому что на сей раз, по моему мнению, уже поздно. Нам следовало быть построже, да что теперь жалеть о прошлогоднем снеге. Много он выпил?
— Изрядно.
Прокурор покачал головой.
— Вот мы думали: здоровое нутро, выправится. Человек искренний, чистосердечно раскаивается в своих ошибках, непритворно, от всей души сожалеет о содеянном. У нас не хватало духу взяться за него как следует, всякий раз мы думали: ну, еще раз, в последний раз…
— Я так и знал, — сказал рыжий.
— Что ты знал? Ты не заносись, пожалуйста! Знал и терпел. Как все.
— А что я мог сделать? Я здесь человек новый. И молодой, — добавил он язвительно, — неопытный, ничем не примечательный. Как я мог вмешиваться?
— Случилось что-нибудь?
Прокурор почесал затылок, сбив в сторону редкие, слипшиеся от пота волосы.
— Что именно произошло, мне еще не совсем точно известно. Знаю только, что он разбил машину. Когда они от вас уехали?
— Около десяти.
— Подходит. И Шимко за рулем? В половине одиннадцатого они заехали в корчму в Удивной. Добавили еще там. Потом за руль сел сам Габриш, и на этом все кончилось.
— Что-нибудь серьезное?
— Представьте себе, с этим негодяем ничего не случилось. Вылетел через ветровое стекло… как из катапульты. И хоть бы что! Целехонек, чуть только поцарапало. Шимко здорово покалечен, у Мери лицо рассечено, будто кто бритвой полоснул. А этот негодяй цел и невредим! Знаете, нехорошо так говорить, но, право, было бы лучше, если бы он погиб. Для всех лучше.
— А особенно для товарища Козмы, — съехидничал рыжий. — Товарищ Козма любит, чтобы дело было закончено. Самый приятный для него преступник — это мертвый преступник: дело закончено раз и навсегда.
— Помолчи, щенок, — сердито оборвал рыжего прокурор. — Не совсем так, хотя, по совести говоря, это самый простой выход. Знаете, есть такой параграф, и долго ли написать: такого-то числа дело по обвинению такого-то по таким-то и таким-то статьям прекращено, поскольку обвиняемый — и так далее. Полный порядок. Но в данном случае это не так, для меня это совсем особенное дело. Я знаю Габриша пятнадцать лет! Пятнадцать лет мы были если и не бог весь какими друзьями, то, во всяком случае, товарищами, вместе боролись, сколько сражений выиграли! И потому это для меня совсем не простое дело. Было бы лучше, если бы он и в самом деле погиб. Такой позор!