На аргентинских равнинах нет кочевых племен, право собственности скотовода на землю закреплено в соответствующих документах, он живет на той земле, что ему принадлежит; но чтобы занять ее всю, пришлось бы уничтожить человеческое объединение и расселить семьи по необъятной территории. Представьте себе пространство в две тысячи квадратных лиг, все заселенное, но так, что жилища расположены в четырех, иногда даже в восьми лигах друг от друга, в двух — самое близкое. Нельзя сказать, что развитие форм недвижимой собственности исключено, что владение предметами роскоши совершенно несовместимо с подобной обособленностью: наличие капитала может позволить воздвигнуть великолепное здание в бескрайней пустыне; но отсутствуют стимул, пример, и всегда присущая городам необходимость достойно показать себя не ощущается среди безлюдия и одиночества. Неизбежные ограничения оправдывают природную лень, а скудные потребности в удовольствиях влекут за собой все проявления варварства. Общество исчезает совершенно, остается лишь феодальная семья, уединенная, обособленная, а поскольку нет единого общества, любой вид правления невозможен: муниципальной власти не существует, полиция не может выполнять свои обязанности, гражданское правосудие не в состоянии настичь преступника.
Я не знаю, есть ли где-нибудь в современном мире тип объединения столь чудовищный, как этот. Он абсолютно противоположен римской муниципии, где все население проживало на небольшой территории и оттуда отправлялось обрабатывать окрестные поля. Там существовала крепкая социальная организация, и ее благотворные результаты чувствуются до сих пор: они подготовили современную цивилизацию. Наша организация напоминает старинную славонскую слободу[78], с той лишь разницей, что та была земледельческой и потому более поддающейся управлению, население не было разбросано по таким необозримым просторам, как у нас. С другой стороны, она отличается от кочевого племени, где лишь начинают появляться зачатки общества, ибо племя не владеет землей. Наконец, в ней есть что-то подобное феодальному обществу средневековья, когда бароны жили в своем поместье и оттуда объявляли войну городам и опустошали селения — но здесь не хватает барона и феодального замка. Если власть возникает в сельской местности, она неустойчива, демократична, не наследуется и не может сохраниться надолго, поскольку отсутствуют горы и укрепленные позиции. А отсюда следует, что даже дикие племена пампы имеют лучшую организацию для нравственного развития, чем наши сельские районы.