Рома не хочет даже снять куртку, чтобы выпить со мной чаю. Он зовет вернуться к остальным или собирается уйти один, если я решу остаться. А у меня уже нет сил, чтобы придумывать поводы! В обморок, что ли, упасть, чтоб у него совесть какая проснулась? Вместо этого я обнимаю его, он замирает сначала, а потом крепко-крепко прижимает меня к себе:
— Кира, а ты веришь в судьбу?
Я не знаю, что ответить. И он все же уходит. Я потом долго еще буду размышлять над этим глупым вопросом. И над его шантажом. И над тем, что я, кажется, согласна на любые его условия и даже определения. Вот только признать это прямо как-то… стыдно, что ли. Разве не он должен бегать за мной и заглядывать с надеждой в глаза? Почему я-то оказалась в этой незавидной роли?
У меня уходят почти сутки на то, чтобы многое в себе исследовать и понять. Влюбленность это или нет — неважно; важно, что я хочу только его, только с ним, и желательно — до гробовой доски. Но поведение его, на мой субъективный вкус, достойно тщательного порицания! Ну зачем мучить меня, если сразу понял, что я согласна на то, чтобы меня ласково нежить? Решаю начать войну — кто кого сможет игнорировать успешнее. Ха-ха, бойся меня, воинственную, негодяй хладнокровный! Тут же отказываюсь от этой мысли, понимая, кто выйдет победителем.
К счастью, ближе к вечеру он звонит сам.
— Наши все в клуб собираются. Пойдем?
Звучит почти как приглашение на свидание. Придется согласиться скрепя сердце.
— Пойдем. Заедешь? — улыбаюсь от уха до уха.
— Заеду, — кажется, он тоже.
Мы беремся за руки, как только выходим из машины. Синхронно, победителя тут уж никак не выявить. Сидим рядом, не отстраняясь друг от друга даже на сантиметр. Рома не собирается пить — он за рулем. Я не собираюсь пить — меня и без того куда-то несет.
Он расцепляет наши руки только для того, чтобы обнять меня сзади, заставить облокотиться на него. Кладет подбородок мне на плечо. Да, ты прав, так еще лучше. Закрываю глаза, тону в удовольствии. Жмусь еще ближе, отмечая, что сердце его бьется слишком сильно.
Поворачиваю голову, чтобы шепнуть ему на ухо нечто очень важное. Но он опережает:
— К черту все! Поехали уже?
Вместо ответа касаюсь своими губами его.
Рома нервничает. Мне нравится, как он обычно водит — всегда спокойно, уверенно, но сейчас он ощутимо нервничает.
Он снимает с меня одежду, сдерживаясь — это видно по тому, что его руки едва заметно дрожат. Я сама тянусь к нему за поцелуем, он отвечает — сначала слишком бережно, но потом задыхается в порыве. Теперь меня жалеть не собираются. Смеюсь от облегчения, подхваченная на руки.