Оцепенев, застыв, я старалась стать невидимой для глаз кровожадных зверей. У меня часто болел живот, я боялась, что меня вырвет. И учащенно дышала, чтоб этому помешать. Что было бы, если б я испачкала это белоснежное белье? Я тихо шептала все молитвы, какие знала, а некоторые сама придумывала, повторяя в конце мамино имя. Так и засыпала, в слезах.
В главном коридоре, перед канцелярией директрисы школы, стояли большие часы с кукушкой. Ночью, когда мне было жутко, голос кукушки словно сообщал, что вот-вот произойдет нечто страшное. Сова с широко раскрытыми глазами предупреждала: из тьмы приближается опасность. Не знаю, кто мне сказал, что совы умные птицы, но я была убеждена: сова покажет мне верный путь, потому что только она видит в темноте. Так я начала сочинять рассказы о жизни в лесу, где птицы, животные и дети могут общаться, потому что понимают язык природы. На какое-то время это помогло мне лучше спать.
Днем честные сестры навевали покой своим пением в часовне. Это были прекраснейшие создания на свете, наделенные дивными голосами. «Аве Мария» была моей любимой молитвой Богородице. В отсутствие матери Богородица была мне заступницей, как маленькому Христу, – так я размышляла, хотя меня пугало, что она не смогла спасти сына от дурных людей.
Покровительница нашего дома, святая Параскева Пятница, понимала меня и обращалась ко мне во сне. И что важнее всего, говорила на моем родном языке. Я знала: ее никто не услышит, особенно эти тени из мрака, которые не понимали по-сербски. Я знала, что она меня защитит.
Три раза в день мы ходили в часовню, а перед едой и после еды всегда молились Богу. Молитвы придавали мне уверенности.
Я испугалась, когда в часовне, справа, увидела Христа, распятого на кресте. Он был огромен. Капли крови казались свежими. Я жмурилась, чтоб отогнать видение его муки, убеждала себя, что дело тут в краске, использованной мастерами. Впоследствии я часто не хотела пользоваться красной краской, связывая ее с Христовой кровью, с его страданием.
Слева стояла статуя Богородицы с младенцем-Христом. Она излучала тепло и свет. В ее глазах я всегда видела печаль и слезы. Сестры сказали мне, что виной тому блики солнечных лучей, проникавших сквозь окна часовни. Лучи любили целовать ее лицо.
Мне хотелось увидеть иконостас и иконы православной церкви, где я когда-то молилась вместе с родителями. Там я не ощущала страха. Может быть, потому, что была вместе с семьей, но думаю, по совести говоря, что покой и надежду вселяла в меня православная иконопись: там была не только картина распятия.