А дальше стали показывать других детей, рассказывать о фонде помощи и номере счета, на который можно эсэмэсками отправлять деньги. В общем, все то, о чем я недавно брякнула, да только мальчик был самый настоящий, не выдуманный. И глаза его я никак не могла забыть. Я и губу себе прикусила до крови – так захотелось открутить назад эти несколько месяцев, разыскать его, обнять, утешить. И донором стать – отдать кровь, плазму, костный мозг – все, что понадобится…
В общем, я тогда глаза и нос себе зажала и вылетела из комнаты, чтобы не разрыдаться при маме. Тот мальчик мне навсегда впечатался в мозг. Никогда я еще такой боли не чувствовала – точно пулю загнали в сердце. И как только пришла в себя, тут же схватилась за телефон. Начала набирать СМС, да только ничего у меня не вышло. Денег на телефоне было с гулькин нос, а тут сразу снималась сумма в двести рублей.
Потом я слышала разговор родителей, слышала, как что-то они сообща отправляли по своим телефонам, но я-то оставалась в сторонке, и это было несправедливо! До того несправедливо, что я решилась на преступление.
В школе нашей располагалось два физзала. Один постоянно кто-нибудь арендовал – то секция фехтовальщиков, то айкидошники. Само собой, и я успела попробовать себя в этих секциях. Только айкидошники меня забраковали, а фехтование я забраковала сама. Нет, тренер там был славный, но весь смысл, как выяснилось, заключался в одном-единственном уколе. Никакой рубки, никаких мушкетерских финтов. Опередил с уколом на микронную долю секунды – и очко у тебя. Ну а то обстоятельство, что в ответ уколовшему могло прилететь нечто более серьезное, уже не учитывалось. С одной стороны, понятно – таковы правила, а с другой – обидно. Потому что столкнись в боевых условиях наш фехтовальщик с древним мушкетером – и трудно было бы гарантировать победу современнику. Но смотреть на тренировки мы все-таки забега́ли, тем более что в айкидо все было жутко красиво, а фехтованием увлекалась половина парней из нашего класса.
Раздевалки там были всегда открыты, и сумки и барсетки лежали прямо внавал на лавочках. Но куда важнее для меня было то, что среди прочих вещей мужчины, что тренировались у нас, оставляли свои навороченные телефоны. Вот в эту-то раздевалку я, улучив минуту, и проскочила. Из зала доносился топот ног, начальственные крики тренера, звон шпажной стали, а я стояла посреди мужской раздевалки и размышляла, правильно ли я делаю. Но перед мысленным взором вновь возникло лицо умирающего мальчика, и я, не раздумывая, шагнула к скамейкам.