Дорога длиной в сто лет (Янкелевич) - страница 10

И снова будущий тесть Юкла нашел выход. Он заявил,что отец его неправильно понял,и что жених Сарры не сапожник, а хозяин большой сапожной мастерской. Позже, когда жених Сарры приехал из города Смела и привез своей невесте богатый подарок в виде золотых часов с золотой же цепочкой, отец сдался. Тут же одновременно сыграли две свадьбы, и новая супружеская пара уехала в город Смелу, а Юкл стал хозяином бакалейного магазина. Теперь в нашей землянке остались двое детей — сестра Рахиль и я.

Я в «детстве»

В заглавии детство взято в кавычки, так как его у меня не было.

После того, как я описал жизненный путь своей семьи насколько у меня сохранилось в памяти, перейду к описанию своего детства. И можно ли назвать мое детство «детством»? Это было голодное, безрадостное время. Хоть меня родители и любили, как мезиника, но ласки я был лишен. Я не помню детских игр, и у меня не было друзей. Может быть еще и потому, что примерно лет в восемь меня поразил недуг. Тогда его в народе называли лишаем (Правильное название — псориаз или чешуйчатый лишай — болезнь хроническая, но не заразная). Может быть и поэтому дети,под влиянием их родителей,меня сторонились.Вначале эти розовые чешуйки появились на локтях, а затем перекочевали на руки. Пораженные места не болели, но чесались. Что еще важно — мне было стыдно моих красных рук.

Надо было лечиться, но ближайшая больница была примерно на расстоянии 8 км от нашего села. Однажды отец посадил меня на телегу и повез в больницу. По дороге он мне говорит: «Хорошенько присматривайся к дороге, так как в последующем будешь ходить в больницу сам. У меня для этого не будет времени, так как мне надо будет работать». В больнице меня осмотрел фельдшер и прописал мазь, которую тут же и изготовили. Мазь была бесплатной, но за каждой дозой надо было еженедельно приходить в больницу до начала приема больных, к 7 часам утра.

Несмотря на то, что прошло столько лет, я с ужасом вспоминаю те дни, когда еще в темноте мама будила меня, чтобы я шел в больницу за очередной дозой мази. В особенности мне было страшно в первые дни. Я даже не знал, по той ли дороге я иду. Дорогие! Представляете себе восьмилетнего еврейского мальчика, буквально бегущего по темной дороге? Иду и все время плачу. А тут еще приходилось проходить мимо костра деревенских мальчишек, пасших лошадей. Увидев меня, они с улюлюканьем поднимали крик: «Жиденок, жиденок!» и делали вид, что бросаются за мной в погоню.

За этой мазью я долго ходил и в осеннюю грязь, и в жестокий мороз. А ходил потому, что мне было стыдно моих красных рук. В конце концов я понял, что мазь эта бесполезна и перестал за ней ходить.