— Может, — ответил не слишком на это рассчитывающий Почкин.
Почкин и Пёрышкин пристроились за старым «роллс-ройсом» и розовым «кадиллаком». Почкину досталось место за «роллс-ройсом». На капоте элегантного автомобиля возвышалась фигурка Spirit of Ecstasy7 — восторженный Почкин пристроился сбоку, чтобы получше её разглядеть. Летящая фигура женщины, скорость, грация, красота и ни капли вульгарности. Это уже не автомобиль! Это легенда! И отказаться от этого?
У Почкина сжалось сердце. Ну ладно его «мерс» или пёрышкинская ржавая «бэха», понты и больше ничего, их даже и сравнивать нельзя с таким автомобилем. Это же целый мир, целая философия!
— Шикарно, — вернулся на место Почкин.
— Шикарно?! — послышалось ехидное хихиканье Пёрышкина. — Да ты издеваешься?! Ты вот это называешь шикарным?! — Пёрышкин не сводил глаз с розового «кадиллака», за которым ему велел пристроиться Ефим Ефимыч. (Пёрышкин, конечно, говорил именно о нём.) — Да я вообще не представляю, какой уважающий себя мужик может сесть за руль вот этого розового дерьма, это ж машина для гномиков…
Он не договорил, в системе послышалось какое-то урчание, потом шипение и треск, и в конце концов в обеих машинах из динамиков разом полилась веселая рождественская мелодия:
Jingle bells, jingle bells,
jingle all the way!
O what fun it is to ride
In a one-horse open sleigh8.
Товарищи подождали, пока связь будет восстановлена.
Критиковать находящееся в подавляющем большинстве население считалось актом неэтичным. Вообще, с демократией в последние годы происходили какие-то странные метаморфозы, она была какая-то очень противоречивая, создавалось такое впечатление, что она старалась понравиться всем, а над ней все взяли и надругались… Однако, пока она видоизменялась, народ тоже не дремал и пришел к одному простому выводу (древнему, как мир): нужно поменьше рассуждать и радоваться тому, что есть, а то и это отнимут. Почкин и Пёрышкин, например, радовались и были благодарны за то, что им было позволено жить в малюсенькой резервации, в которой были разрешены разнополые браки и где бабы и мужики даже могли свободно общаться на улицах. К бабам у Почкина и Пёрышкина было, конечно, особое отношение (иначе бы они в резервацию не попали): бабу они считали существом несовершенным и в высшей степени недоделанным, но иногда по каким-то странным причинам перед ними благоговели и даже трепетали; а вот о том, чтобы вести хозяйство с мужиком, таким заскорузлым, непрогрессивным мамонтам, как Почкин и Пёрышкин, не могло присниться даже в страшном сне. Более мягкий и нежный Пёрышкин считал себя даже бабским ценителем.