– Может, вам съездить в Лангедок? Там неплохо.
– Совсем неплохо. Я еду в небольшую деревушку недалеко от Нима.
– Будьте осторожны, комиссар, там развелось много пауков-отшельников. Кажется, в это время года они кусаются.
– Вы так много знаете, лейтенант. Может, тоже поедете?
– Нет, не могу, у меня завтра Вивальди, вы помните?
– Ах да. Тоже очень неплохо.
Комиссар задержался у двери кабинета Вейренка.
– Поезд на Ним завтра в восемь сорок три. Подойдет?
– Буду.
– А сегодня вечером в половине девятого в “Гарбюре”?
– Буду.
Вейренк оказался прав. Расследование по делу о пауке-отшельнике, хотя все были о нем извещены, превратилось в тайный заговор, и теперь, чтобы поговорить, Адамберг вынужден был шушукаться под дверями или выходить во двор. И это, конечно, было заметно. Атмосфера секретов и секретных разговоров никому не шла на пользу. Следовало снарядить войска и объединить умственные усилия.
– Берем с собой Вуазне? – осведомился Вейренк.
– Хочешь увеличить численность армии? Я уже завербовал Ретанкур.
– Ретанкур? Как тебе это удалось?
– Чудом.
– Итак? Приглашаем Вуазне? Сегодня вечером.
– Почему нет?
– Мы двинулись вдвоем; но воинство росло,
И к берегу реки три тысячи пришло,
Настолько, видя нас шагающими смело,
Ободрились и те, чье сердце оробело[7].
– Это твой фальшивый Расин?
– Нет, это подлинный Корнель, кроме одной детали: у него было “Нас двинулось пятьсот”.
– Поэтому-то я и подумал: это лучше. Ты считаешь, что у Вуазне “сердце оробело” из-за расследования по поводу паука?
– Ничуть. Кто способен столкнуться лицом к лицу с муреной, того паук-отшельник вряд ли испугает.
– Тогда зови его.
Адамберг разворачивался во дворе, собираясь уехать, когда у окошка с его стороны возник Данглар. Комиссар опустил стекло и дернул стояночный тормоз.
– Вы видели дроздиху, Данглар? Она вернулась к нам высиживать яйца. Это к счастью.
– Только что арестовали насильника из девятого округа, – возбужденно сообщил майор.
– Я знаю.
– А несколько часов назад вы узнавали у меня контакты Декартье.
– Да.
– Значит, этот арест организовали вы?
– Да, это был я.
– Никого не предупредив? Один?
– А я так и так один, разве нет?
Это был удар ниже пояса, подумал Адамберг, когда увидел, как исказилось лицо его заместителя. На лице его все эмоции отразились так же ясно, словно были нарисованы мелом на черной доске. Адамберг только что причинил ему боль. Но Данглар становился для команды серьезной проблемой. Весомостью своих знаний и точностью аргументов – кто поверит, что этих людей убили при помощи пауков-отшельников? – Данглар подрывал сплоченность коллектива. Собрав большинство сотрудников под свои знамена против комиссара. Второй раз за год. Второй раз, черт бы его побрал! Конечно, с одной стороны, майор был прав. Но, с другой стороны, Данглар проигрывал ему в силе воображения, а еще больше – в открытости ума, и уж совсем вчистую – в терпимости. И он подвергал его, Адамберга, опасности. Опасности потерять авторитет, но на это комиссару было плевать. Опасности сойти за психа, но на это ему тоже было плевать. Опасности, что над ним будут смеяться подчиненные, но и на это ему тоже было плевать, правда, немного меньше. Опасности, что история получит огласку – но она и так уже ее получила, – опасности быть уволенным за бредовые идеи и неспособность работать, а на это ему было совсем не наплевать. Не говоря уж о том, что если Данглар продолжит в том же духе, столкновение станет неизбежным. Или один, или другой. Два оленя дерутся – деревья трещат. Так или иначе, нужно как-то выпутываться.