— Извини, дорогой, ты навсегда останешься для меня Валей. А для них, ты, конечно, Александрович.
Хорошо, что Ольга была наслышана о ее сложном характере еще в пору их брака с Александром, она и бровью не повела на заявление «наш сын». Ведь все знали, что Александр его усыновил, но этим Лариса Петровна хотела примитивно предъявить свои права на первенство. Она первая жена, он первый сын, с намеком на первую любовь и истинную привязанность.
Ольга улыбнулась, слегка вскинув брови и между ними, меж первой и четвертой женой Алекса, в секунду раскинулась пропасть. Казалось, их дети последовали за ними в своей взаимной неприязни, хотя Аня была ровесницей дочери Валентина, а Ольга была на несколько лет моложе самого Валентина.
Нечего говорить о Ларисе Петровне, которая была даже старше своего бывшего, но не единственного, мужа Александра. В этой возрастной путанице есть только одна закономерность, что первые четыре жены были, соответственно, каждая следующая моложе предыдущей на несколько лет. Но их разнил не возраст, а соперничество.
— Что будете пить? — официант вопросительно взглянул на Ольгу.
— Анюта, ты чего-нибудь хочешь? — спросила мать, чтобы в этой натянутой атмосфере немного поддержать растерявшуюся от неприкрытой неприязни, дочь.
— Мне еще коньяк, — продекламировала Лариса Петровна, передавая опустевший бокал официанту. Она чувствовала свое моральное преимущество перед противником, но напрасно.
— Мамуля, я буду латте, а ты, если хочешь, возьми чего покрепче, думаю, тебе это понадобится.
— Я так и сделаю. Пожалуйста, мне дайкири для начала и латте.
Мать с дочерью инстинктивно выбрали для себя тактику холодной вежливости по отношению к чужакам и преувеличенной сердечности между собой, что вызывало бессильный скрежет зубов.
— Ты знаешь, а мне здесь нравится, — продолжала свою игру Аня.
Кстати сказать, интерьер кабинета был чудовищен. Какой-то безмозглый дизайнер ради выпендрежа решил изобразить а-ля «охотничий домик», но в каком-то наркоманском стиле. Здесь охотничьи трофеи, чучела, рога и перья выглядели ужасающе на стенах, покрашенных в яркие кислотные тона и еще подсвеченные разноцветными галогеновыми светильниками. В общем, мечта сторчавшегося любителя пострелять, пиф-паф и о-ей-ей.
Аня продолжала восхищаться этим идиотизмом, мать одобрительно кивала. Лариса Петровна, чуя вызов, поворачивала голову то в одну сторону, то в другую, ее длинные серьги встревожено колыхались, глаза настороженно сузились. Она была похожа на встревоженную индейку, готовую к отпору, но на нее никто не обращал внимания. Какая жалость. Она так долго готовилась, что почти поверила в свое превосходство и преимущество; в этом была ее ошибка. Валентин после начального обмена «любезностями» сидел, уткнувшись в свой бокал пива.