Солнце стояло уже высоко, и в животе урчало от голода. Вчера после шатаний по темному лесу мы так и остались без ужина, а сегодня из-за совершенно безобидной потасовки — еще и без завтрака. Я вспомнил кексы, которые пекла Грейси — с румяной корочкой, посыпанной сахарной пудрой, а внутри — сладкая сдоба с изюмом и цукатами. М-м-м-м… От одной мысли о них голод стал в сто раз сильнее.
— Знаешь, Бруно, я тут подумал, что каша, которой тебя пичкала бабушка, не такая уж плохая вещь. Пожалуй, я бы съел сейчас тарелочку.
Он в ответ только горестно вздохнул. Стрелки старинных часов на самой высокой башне замка, которые двигались так медленно, точно были смазаны липким клеем, наконец встретились у отметки XII. Раздался мелодичный перезвон, а затем заиграл вальс, и на маленькой площадке перед циферблатом закружилась пара фигурок. Пышное платье девушки трепетало, словно и вправду было из легкого шелка. Все задрали головы и завороженно следили за механическим танцем. Часы стали бить полдень, и с последним ударом из потайной дверцы выкатилась фигурка смерти в черном балдахине с капюшоном и острой косой рассекла влюбленных, а затем так же бесшумно скрылась.
— Не хватает только надписи «Game over», — пробормотал Бруно.
— Так, ребята, еще полчаса — и поднимемся в корпус, чтобы умыться перед обедом, — хлопнула в ладоши сестра Филди.
После возвращения в спальню всем было уже не до шуток: с непривычки ныли шея, спина и ободранные о брусчатку костяшки пальцев. А ведь мы не отмыли даже половины площади! Обнадеживала только мысль об обеде: я уже представлял дымящуюся тарелку ароматного супа, жаркое с поджаристыми до золотистого цвета картофельными ломтиками, свежую выпечку, фрукты…
Сестра Филди провела нас в обеденный зал. За длинными столами сидели подростки: по левую сторону девочки, а по правую — мальчишки. Все были одеты в ту же униформу, что и мы, только цвета различались. Несмотря на то, что зал был полон народа — за столами сидело человек триста, а то и больше — стояла глухая тишина. Ни смеха, ни разговоров, ни даже шепотка — только мерный стук ложек. При нашем появлении некоторые подняли головы, но тут же вновь испуганно опустили глаза. Сестра Филди провела нас за пустой стол, на котором стояли поднос с ложками и блюдо с черным хлебом. Все были так голодны, что тут же расхватали хлеб — по два, три куска — и миска тут же опустела. Те, кто чуть замешкался, остались ни с чем.
— Ребята, хлеб порезан так, чтобы каждому досталось по одному ломтику, — сказала сестра Филди. Кто-то тихо присвистнул. Ребята стали озираться по сторонам, выясняя, кому не досталось хлеба, и делиться друг с другом. Впрочем, нашлись и такие, кто демонстративно откусил и от одного, и от другого отвоеванного куска, показывая тем самым, что это его законная добыча. Сестра Филди вздохнула и молча отошла. По широкому проходу между рядами столов, поскрипывая, катила тележка, уставленная огромными кастрюлями, а поверх них обводила склоненные головы неприветливым взглядом дородная повариха в заляпанном жирными пятнами халате. Она остановилась у нашего стола, схватила со стола ближайшую миску, зачерпнула большим половником и плеснула бурой жижи.