Я кивнул.
— Я так и знала! — от радости она даже в ладоши захлопала. — Это просто удача! — и затараторила, как сорока. Кажется, она перечитала все книги в библиотеке: причем без разбору, все, что попадалось под руку, от «Критики чистого разума» до «Одиссеи капитана Блада». Книги были ее спасением от скуки, дверью в неизведанные миры. День за днем она проживала тысячи чужих, полных приключений и опасностей жизней, страдала, влюблялась, плакала, смеялась. Она рассказывала о книжных героях так, словно они были ее старыми друзьями и только вчера заходили на чай. И если уж на то пошло, это скорее я, обритый наголо очкарик в бирюзовой пижаме, который невесть как оказался в ее кукольной гостиной, мог сойти за вымышленного персонажа, чем Гермиона Грейнджер, которую она превозносила до небес.
На лестнице послышались торопливые шаги. Ее лицо сразу вытянулось и побелело.
— Это она! — зашептала она. — Спрячь его, живо!
Гуннар схватил меня за воротник, как тряпичную куклу, и затолкал в платяной шкаф. Там висели платья Диты — штук сто, наверное, и тонко пахло лавандовым мылом. В спешке он притворил дверцу неплотно, через узкую щель пробивался свет. В комнату, как снежный буран, ворвалась мадам Фавр.
— Предупреждаю: сегодня ночью никаких прогулок! Сбежал опасный пациент. Пока мы его не поймаем, покидать башню запрещено.
— И сколько мне придется сидеть взаперти?
— Ровно столько, сколько потребуется, — отчеканила старшая сестра.
— А если ослушаюсь — тоже запрешь меня в карцер или упрячешь в подземелье? — насмешливо спросила пигалица, хотя в дрожащем голосе уже закипали слезы.
— Рискни — и узнаешь, — ответила та и удалилась — спокойная, несгибаемая.
— А смелости тебе не занимать — первый раз вижу, чтобы кто-то осмелился таким тоном отвечать старшей сестре! — присвистнул я, вываливаясь из шкафа, как только за мадам Фавр захлопнулась дверь. — Одного не могу понять: как тебе это сходит с рук?
Дита промолчала, помешивая чай в кукольной чашке. Я уселся за стол и взял пирожное. После нескольких месяцев на больничной баланде и пяти дней в карцере на хлебе и воде оно показалось оглушительно, приторно сладким. Я поморщился и отодвинул блюдце. Ну, что за чертова клиника — даже любовь к сладостям отбили.
— Как ты стала Стеклянной Баронессой?
— Мне смертельно наскучило сидеть в башне, и я уговорила Гуннара время от времени устраивать вылазки. Конечно, приходилось бродить по ночам. Однажды мы чуть не столкнулись с детьми — они наслушались историй про Стеклянную Баронессу и решили выследить призрак. И мне в голову пришла забавная идея: нацепить на Гунара балахон, измазать ему лицо черной краской и напугать юных охотников за привидениями до полусмерти. Видел бы ты, как они визжали! Я чуть не умерла со смеху. С тех пор мало кто отваживался бродить в замке по ночам.