Потребность в независимой информации была в эти годы так велика в Советском Союзе (и за рубежом о нем), что параллельно с ростом объема и серьезности материалов журнала «Гласность», посоветовавшись с Аликом Гинзбургом, (он выдумал название) примерно через год мы сформировали и первое в Советском Союзе независимое информационное агентство — «Ежедневная гласность».
Теперь каждое утро по факсу или с курьером мы рассылали пять-шесть страниц информации о прошедшем дне, собранной нашими сотрудниками ночью от сотен добровольных корреспондентов по всей стране. Плотность нашей информационной сети была так велика (иногда по четыре-пять корреспондентов в каждом городе), а опытность сотрудников и в шесть часов утра приезжавшего одного из четырех редакторов уже так безусловна, что и здесь нас ни разу не удалось поймать, хотя попытки дезинформации КГБ производил постоянно.
Особенно характерной была история в Армении с какими-то паническими сообщениями о массовых зверских убийствах, кажется, в аэропорте Звартноц. Нами было получено три таких сообщения из разных источников. Какой-то человек, называвший себя армянским священником вопил по телефону:
— Я вижу, как несут трупы.
Андрей Дмитриевич в ужасе обратился к президентам США и Франции, премьер-министру Германии, Подрабинек опубликовал это ложное сообщение в «Экспрес-хронике». Но мы не дали его в «Ежедневной гласности» даже как непроверенное. Кажется, всего один корреспондент сообщил нам, что это ложь и нашего опыта было достаточно, чтобы это понять. Сахарова потом и в СССР и за рубежом обвиняли в распространении ложной информации, но «Гласность» обвинить было невозможно.
Вскоре рано утром кроме редакторов начали приезжать и переводчики — появился и английский вариант — «Daily glasnost». Месяца через три открыл свое агентство и Александр Подрабинек при «Экспресс-хронике». В эти годы он, как правило, повторял все мои действия, но с опозданием на два-три месяца. Иногда «Экспресс-хроника» разражалась странными статьями с бранью в адрес Сахарова или меня. Мне тоже то и дело в восемьдесят седьмом году кто-нибудь советовал выступить с критикой Андрея Дмитриевича:
— Как ужасно, что он постоянно хвалит Горбачева.
Я на это, как правило, отвечал, что Андрей Дмитриевич, как и полагается приличному человеку, доверяет словам другого до тех пор пока не убеждается, что верить ему нельзя. У меня есть журнал, агентство, много информации о том, что в действительности происходит в стране и потому я не доверяю официальным заявлениям. Когда у Сахарова будут для этого основания, он тоже, вероятно, изменит свое отношение к Горбачеву, что и произошло в действительности. На статьи Саши Подрабинека я, как и Андрей Дмитриевич, не отвечал — мало ли было разных статей, да и другие, кажется, не обращали большого внимания.