3. В день Интернационала так можно
Москва, 1 мая 1931 года (10 месяц с р.н.м.)
- Не простит тебя твой кит, и два маленьких бобра, утка может быть простит, ведь душа ее добра, - выводит недавно разученный текст 2013 года запевальщик Ванюшка.
- И, все дружно! - я вмешиваюсь в процесс, взмахивая ложкой как дирижерской палочкой.
- Простит утка проститутка проституточка! - ревет сводный хор бригады так, что прогибается фанера перегородок.
В ответ где-то глубине общаги раздается неразборчивый мат. Там, за стенками, тоже хлещут пшеничный сок без мякоти, только под другие песни. В день Интернационала так можно.
- Ты плохой хозяин был, для животных для своих... - звонкий голос Ванюшки легко перекрывает праздничный гам трех десятков коммунаров.
Издержки эпохи; нет тут никакого звукового сопровождения для застолья, кроме как дружно драть глотку. Первое время процесс меня удивлял, затем - раздражал. На пятом году я втянулся. Выучил местные песни, припомнил свои из школы и вуза. Заодно притерпелся к антисанитарии и тесноте - не так оно и страшно после кромешного соловецкого ада. Пусть в пятисаженную,* рассчитанную на шестерых каморку** набился чуть не весь состав бригады, пусть обрывки газет вместо тарелок, пусть кислую вонь застарелой потины не может перебить ни "аромат" сивухи, ни густой табачный смрад, ни задувающий из окна майский ветерок, пусть назавтра придется бить вшей. Все равно весело.
Человек скотина социальная, каждому легче идти по жизни со своей стаей, с городом, с нацией. Трудно шаг за шагом пробивать свою колею. За метаниями по миру я и не подозревал, насколько трудно - пока кандидатская карточка ВКП(б) не растворила хитин коммунарского презрения. Теперь никто не поминает былого; ребята в бригаде просты как ситцевые трусы, если вдруг свой - то свой, без оттенков белого, если доверие, то сразу полное, до интима, мыслей, чувств. Водоворот прямодушных отношений мгновенно засосал меня в глубину советской жизни, целый месяц пролетел как счастливое беззаботное детство. Но только месяц - кошмар грядущего сработал как спасательный буй, который вытянул меня из когтей дьявольского, первобытного искушения: раствориться среди "наших", еще и еще раз отложить на будущее решение сложных взрослых вопросов.
Не миновала чаша сия и Александру. Она, как прояснила страшную судьбу родителей, большевиков стала ненавидеть еще сильнее, хотя, казалось бы, сильнее и некуда. Но перед первомаем не удержалась. Купила соколку,*** красный гарусный беретик, юбку клеш, и буквально навязалась на праздник вместо со мной. Так сказать, для изучения врага в естественной среде обитания. Сейчас прижимается к моему плечу, лицо чуть с зелена, но... как же охотно она смеется над незатейливыми коммунарскими шутками! И слава Богу. Я рад за нее, я вижу, как с нее сползают многие печали знания и послезнания. Ей полезно хотя бы день до вечера побыть недовзрослой советской девчонкой. Такой, как все.